Над Тиссой (сборник) - стр. 29
Части генерала Громады охраняли один из самых молодых участков границы Советского Союза. Возник он в результате договора СССР с Чехословацкой Народной Республикой, которым было завершено великое дело слияния в одну семью украинского народа.
Шапошников, тогда еще лейтенант, в числе многих других офицеров попал на закарпатскую границу в первые же дни ее образования. В те времена на берегах Тиссы еще не было ни погранзнаков, ни другого оборудования границы.
Упорно и трудолюбиво, из года в год Шапошников укреплял и совершенствовал охрану границы на своем участке. Он сумел сделать больше, чем был обязан по долгу службы. Существовала теория, что в горах невозможно поставить на пути нарушителя такую серьезнейшую преграду, как служебная полоса. Шапошников вопреки этой теории оборудовал КСП. Смоет ее дождем, унесут весенние талые воды плоды многодневных тяжелых трудов – все равно в скором времени вдоль границы опять вырастала служебная полоса. Там, где круты были гранитные склоны и земля не держалась, ставили рубленые соты, клети, одну над другой, ступенчато, засыпали тяжелыми камнями, а потом мягкой землей, хорошо отпечатывающей следы. Все соседние заставы последовали его примеру.
Много вкладывал Шапошников труда в оборудование участка заставы. Но еще больше пришлось ему поработать, чтобы глубоко знать людей своего подразделения, как их должен знать офицер-пограничник.
Знать, кто на что способен, кто что может сделать, – это значит подобрать ключи к разным характерам. Отвечая за людей, ты должен знать их вкусы и наклонности и в конце концов даже повседневное настроение Иванова или Петрова, Каблукова или Смолярчука. О, это далеко не пустяк – отличное настроение пограничника! Всех выбившихся по той или иной причине из обычной колеи пограничников он брал под личное наблюдение, боролся за них.
Не далее как сегодня заместитель Шапошникова, молодой лейтенант, недавно закончивший школу, предложил отстранить от непосредственно пограничной службы ефрейтора Каблукова на том основании, что тот в последние дни, в ожидании демобилизации, стал особенно задумчив, рассеян, мрачноват. Нельзя, мол, настаивал заместитель, доверять ему охрану границы в таком состоянии.
Если бы Шапошников согласился с предложением своего заместителя и подписал соответствующий приказ, Каблуков, конечно, еще больше бы помрачнел. Не одобрил бы это несправедливое решение и генерал Громада. Увидав фамилию Каблукова вычеркнутой из списка солдат, несущих службу на границе, генерал, несомненно, сказал бы: «Не ожидал, товарищ Шапошников! Как замечательно вы оборудовали границу, а человека… человека не сумели ободрить».
Мглистые сумерки, насыщенные густой водяной пылью, спускались с гор. В выгулах залаяли собаки. В собачьем хоре заметно выделялся голос Витязя. Из конюшни донесся стук лошадиных копыт и смешанный запах конского пота, продегтяренной сбруи и навоза.
На стальной перекладине тренировался пограничник в оранжевой майке, белобрысый, со стриженой головой. Через открытую форточку казармы послышался настойчивый зуммер, а потом и строгий голос дежурного по заставе:
– «Яблоня» слушает. Что? Телефонограмма? Давай, записываю.
Через несколько минут дежурный разыскал Шапошникова во дворе заставы.
– Разрешите доложить, товарищ капитан. Телефонограмма из штаба отряда, – толстые обветренные губы чернобрового, черноволосого сержанта растягивались в неудержимой улыбке. – Насчет ефрейтора Каблукова. Демобилизован.