На трудных дорогах войны. От Кавказа До Балкан - стр. 7
Впереди светится синий огонёк. Подъезжаем – шлагбаум у развилки дорог и около него силуэт. Остановились. Подхожу. Вглядываюсь – девушка с карабином за спиной, а неподалеку, у землянки, другая – с карабином в руках. А рядом продолжают рваться снаряды и слышен мерзкий посвист.
– Ваши документы! – строго потребовала девушка-боец.
Просмотрела, отдала честь и подняла шлагбаум. Я впервые встречаюсь в прифронтовой полосе с девушкой регулировщицей и вот в такой ситуаций. И я не мог вот так просто взять и уехать. И может невпопад, но спросил:
– Как оцениваете обстановку на вашем участке?
– Обычная, боевая, – опять же строго ответила она.
И в это время очередная порция разрывов и посвистов, от которых хотелось пригнуться, хотя это бессмысленно, поздно.
– И часто такое вот у вас тут?
– Ежедневно и подолгу, то снаряды, то бомбы, мы уже втянулись.
Милое ты мое создание: в мирное время у неё с губ не сходило бы слово «мама». А сейчас бы жениха ей хорошего, да мужа бы доброго, да детей бы здоровеньких. А она уже с карабином обручилась, и ей, видите ли, бомбы и снаряды обычное дело, и она вроде бы уже и втянулась в это. Да нет же – лёгкая, неприметная для неё, предательская дрожь в голосе выдаёт её опытному глазу – ведь бесстыжая, обнаглевшая за войну «курносая, безносая» непрестанно бродит вокруг да около и зазывно дышит ей в лицо при каждом воздушном и артиллерийском налёте.
Шлагбаум обозначал въезд во владения Керченской переправы. Регулировщица пояснила: дорога налево – это на косу Чушка, а направо – это уже улица Кордона Ильича, у первых хаток спросите у часового, он покажет, где располагается морской штаб.
Я прошёл в землянку дежурного по перевозкам. Мне представились дежурный и его помощник лейтенанты Александров и Белов. Тут же находились и представились ближайшие помощники начальника перевозок: капитан-лейтенанты Н. А. Рыбинский и Г. С. Липовский. Первый был оператором, а второй – представитель отдела Военных сообщений Азовской флотилии, помогал планировать перевозки грузов. Они ввели меня в курс всех дел и показали знание порученного дела. И ещё мне понравилось то, что никто из них не пошевелился, не вздрогнул при очередном разрыве снарядов, падавших с немецкой педантичностью через точные промежутки, вокруг землянки, которая была сработана небрежно, без накатов, и не облицована, отчего при каждом близком взрыве нам на голову сыпалась земля. Предшественник мой – в госпитале, дел принимать не от кого, и через час я подписал приказ о вступление в командование Керченской переправой и приказал всем отныне так именовать наше соединение. Рыбинского я знал ещё по Одессе как храброго и умного командира тральщика и объявил ему: отныне он начальник оперативного отделения штаба переправы и вридначштаба ее. А Липовскому, которого я вижу впервые, приказано считать себя начальником нашего маленького ВОСО (военные сообщения), и он несёт ответственность за планирование с тылом армии перевозок; контролирует ход перевозок, организуя с помощью комендантов пристаней и участков погрузку и разгрузку, которые производят армейские товарищи; ведёт учёт перевозок. И Липовский, закончив со мной разговор, убыл в Ахтанизовскую в тыл армии к генералу Хилинскому планировать завтрашний день. И так каждый день. Рыбинский отвечал за выделение сил и средств на перевозки, и вот при мне он назвал Липовскому, на что он может рассчитывать. А я добавил: уже завтра увеличить нагрузку на эти суда на десять процентов. Рыбинский нёс ответственность за боевое обеспечение перевозок, которые осуществляются по фарватерам и под ударами авиации и артиллерии противника, и он руководил тралением фарватеров, назначал катера ПВО, имевшие на вооружении 37-миллиметровые автоматические пушки для сопровождения крупных судов, вызывал истребительную авиацию при обнаружении вражеских самолётов и вызывал артогонь наших береговых батарей против вражеских батарей, не дававших нам житья.