На тропе Луны - стр. 25
Перед ними лежала оторванная рука. Зверски отгрызенная кисть руки, если быть точным. Вернее, если быть действительно точным, то никакой не руки… Это была огромная лапа, поросшая серой шерстью пятерня с острыми когтями, каждый с Каринкин палец размером. И она еще подергивалась и исходила густой, черно-красной кровью.
– Что ж это такое?.. – пробормотала девочка.
Митька, до зелени бледный, тоже с трудом сдерживал тошноту.
– Не знаю… рука… – выдавил он.
Шум драки тем временем стих.
Карина выудила из кармана черный полиэтиленовый пакет.
– Спятила?! – шепотом взвыл (именно шепотом и именно взвыл!) Митька. – Куда ты ее потащишь? Ларисе на кухню?
– Потом разберусь, – ответила Карина. – Но не оставлять же. Архив – для слабаков. Мы, кажется, нашли нечто стоящее.
– Сама это стоящее потащишь, – только и смог сказать Митька.
Карина вздохнула. Рука, к счастью, еще не пахла. Даже не окоченела. Да и с чего бы? Минуту назад еще была на положенном ей месте – у запястья. Она вообще еще судорожно подергивалась. Брр… Девчонка расправила пакет и, тоже не желая прикасаться к находке (если то, чем в тебя не глядя швыряет твой физрук, можно назвать находкой), как-то все же умудрилась закатать ее внутрь. Пальцы «трофея» еще судорожно подрагивали. Митькиной решимости не вмешиваться хватило ровно на время упаковки руки. Сумку он у нее сразу же забрал. Джентльмен, чего уж там.
– Чья рука, Марка? – спросил Митька.
– Нет, того… второго… Видишь же, шкура серая.
– Ты поняла, да? Он тоже не человек…
Карина поежилась.
– Но и не такой, как мы. Он не волк, а вот это. – Она ткнула пальцем в пакет. – Он был в архиве, а потом архив сгорел. Что ему там понадобилось? Нашел или нет? Погоди, дай соображу. Нашел и забрал или убедился, что ничего нет. Иначе бы не поджег. Ну тогда… ему, возможно, нужны наши бумаги. Или у него есть еще что-то, что нам нужно… или, наоборот, у нас есть что-то, от чего он бы не отказался. Тьфу, запуталась.
Карина взглянула на Митьку и осеклась. Друг смотрел на нее, как на идиотку.
– Карин, ты не о том думаешь, – сказал Митька. – Подумай-ка лучше, кто такой Марк. Он ему руку отгрыз, понимаешь? Он тоже из этих… «кто-то-там-garou», помнишь, из твоей бумажки?
– Помню. Надо будет сесть и спокойно все названия животных из словаря переписать. И проверить, что совпадет.
– Без словаря не помнишь? Ты ж французский знаешь.
– Мить, я и по-русски не всех животных помню. Зачем они мне? Зато, если хочешь, могу тебе экскурсию по Парижу отбарабанить. Хоть по-русски, хоть по-французски. Пошли по домам, а? Наши уже победили, а мне с Федорычем объясняться вообще неохота.
Марк тем временем вытирал кровь с лица и отплевывался. Мучительно хотелось прополоскать пасть… рот. Кровь ликантропа – омерзительно. Противник кулем лежал на влажной земле. И с ним надо было что-то делать. Он ногой перевернул ликантропа на спину. Одно движение когтей – и его не станет. Но поверженный открыл глаза. Они были мутного серо-голубого цвета, как у новорожденного.
– Не… убивай, – хрипло выдавил он.
– Пощады просишь, – хмыкнул Марк. – Зачем за детьми гнался, тварь?
Тот сглотнул, мотнул головой:
– Не дети. Детеныши. Не пощады… нет. Ты просто… не убивай.
– Это еще почему?
Тот снова закрыл глаза.
Ну что тут будешь делать? Не убивать же раненого, в самом деле. Хотя бы потому, что раненого проще допросить, чем мертвого, и узнать, кто и зачем послал его в их город. В том, что ликантропов здесь не водилось, Марк был уверен на все сто.