«На Москву». Из истории белой борьбы - стр. 19

– Со счастливым возвращением… Присяжный поверенный (он назвал свою фамилию). Это моя жена.

– Как я рада, как я рада.

Я иду дальше, уже теперь один. Я спешу к Г., на Почтовую улицу. Меня останавливает дама:

– Вы спасли моего мужа. Он сидел в Чрезвычайке. Если бы не вы…

Дама плачет.

– Я так счастлив, вы не представите себе…

Кругом собирается публика. И вдруг раздается вопрос:

– А сколько у вас сил? Прочно ли вы заняли город?

И в вопросе этом чувствуется страх. Я иду дальше по Почтовой улице, нахожу тот дом и ту квартиру, где живет Г. Дверь заперта; я напрасно стучу – никто не открывает. Сверху с лестницы сбегает чья-то прислуга.

– К кому вы стучите? Там никто не живет… – говорит она.

– Как никто? А где же женщина, у которой жили на квартире два молодых человека?

– Ее теперь нет… а впрочем, если хотите узнать ее адрес – этажом выше живет ее брат.

Я почти вбегаю к нему на квартиру и объясняю, в чем дело. Тот говорит, что она переехала куда-то на Сенную; адрес ее он сейчас скажет. Один из ее квартирантов З. уехал на Кубань, когда совершилась эвакуация Ростова; Г. в Ростове, и адрес его знает его бывшая хозяйка.

– Она переехала всего два дня тому назад… Ведь в их квартиру попала бомба. Г. сидел в своей комнате с невестой. В соседнюю комнату упал снаряд, разворотил мебель, разбил балкон.

По времени попадания это мог быть только пятидюймовый снаряд. И очень возможно, что именно я пустил его к Г. своею рукою. А ведь я так часто думал об этом… Я уже сидел у них за столом, пил чай и закусывал холодным заливным. Мальчик лет десяти, сын хозяйки, смотрел восторженными глазами на мою винтовку. Глаза его горели. Он нежно трогал ее рукой и повторял:

– Я буду военным. Я буду военным.

Я поблагодарил любезных хозяев, записал адрес и отправился на Сенную. По дороге меня не раз останавливали, не раз благодарили и почти всегда испытующе спрашивали:

– Надолго ли вы пришли?

Что я мог ответить им? Я говорил, что думаю, что Ростов мы не только взяли, но и удержим. По слухам, уже Новочеркасск занят нами. Против Ростова был двинут целый Добровольческий корпус отборных войск.

– А вдруг «товарищи» вернутся?

Но я так верил в нашу победу, в наше наступление, я так хотел дальнейшего нашего следования на север, что моя вера заражала других. И еще приветливее, еще восторженнее провожали они меня глазами.

Хозяйка Г. жила в большой еврейской семье. Было много мужчин, много женщин. В столовой, куда меня привели, стоял большой столовый стол.

– Садитесь, садитесь, – любезно приглашал меня хозяин. – Закусите, чем Бог послал, а потом мы вас проводим прямо к Г.

Выпили по рюмке коньяку.

– За ваше здоровье.

Я рассказал им, что делается по ту сторону роковой черты. Что Верховным правителем Юга России является генерал Деникин, что осуществлена федерация казачьих областей, что Мельников является председателем совета министров, а Тимошенко – председателем Верховного круга; что, наконец, генерал Шкуро жив и командует Кубанской армией. Почти все было им ново. Они слушали внимательно. Наконец, один из присутствующих спрашивает:

– А как обстоит теперь национальный вопрос?

И какая-то женщина сразу расшифровала его:

– Будут ли погромы?

Я ответил им, что могу ручаться, что Деникин и высшее командование настроены резко против погромов и, вероятно, каково бы ни было настроение отдельных лиц, погромов не допустят. Я говорил – и в моем голосе, прежде уверенном и сильном, не было уже прежней уверенности и силы. Я думал о многом виденном и слышанном, и мне становилось стыдно.