«На Москву». Из истории белой борьбы - стр. 21
Было около 11 часов вечера, когда я с группой наших офицеров протиснулся в вагон отходящей летучки. В вагоне было почти темно; чья-то стеариновая свеча, прикрепленная к окну, тускло освещала грязный вагон четвертого класса. Старый генерал-корниловец устраивался удобнее в одном из отделений, сбрасывая какой-то грязный матрац, лежавший на одной из скамей. Ему помогли вышвырнуть этот матрац; сразу стало свободнее.
– Господа, здесь есть места, садитесь, – сказал генерал.
Я сел как раз против него. Свеча освещала его умное и интересное лицо с подстриженной седой бородкой. В руках у него был костыль. Разговорились. Говорили о денежной валюте, об экономическом нашем крахе, о том, как во Франции исчезли сантимы и остались су. То же произошло и с нашими копейками: их нет, и самая мелкая единица, пожалуй, – это пять рублей.
– Да, Ваше Превосходительство, только вера в конечное торжество нашего дела способна поддержать наши силы, – сказал я. – И вот первый шаг сделан – Ростов взят.
Генерал как-то странно переглянулся с корниловским офицером, и от этого взгляда захолодело у меня в душе. Я вспомнил, как на вокзале подошел к нам чиновник С. и сказал:
– Мне передали из штаба Корниловской дивизии, что под Торговой и Тихорецкой обнаружен глубокий обход и поэтому Ростов будет сдан.
– Поменьше распространяйте такие панические слухи, – ответил ему резко поручик Алексей Л.
И вот теперь, в этом взгляде генерала, вдруг почудилось мне, что это правда.
– Вы радуетесь занятию Ростова, – продолжал генерал. – Но я считаю, что вообще наступать теперь не следует: нам надо уйти.
– Уйти?.. Но куда же, Ваше Превосходительство? На Мальту?.. На Принцевы острова?.. В Сербию?..
– Нет, нам не надо покидать родной почвы. Есть неприступная узкая полоска земли – между Сочи и Туапсе. Мы должны щадить нашу драгоценную (я говорю это без всякой иронии) жизнь. Туда надо стянуть остатки славной Добровольческой армии – и ждать. Может быть, год, два, три. Дождаться, когда бабы пойдут с вилами… Плод еще не созрел; тогда он упадет прямо на нас – и тогда только мы должны выйти. Пока мы дружим с Англией, Черноморский флот в наших руках, – продолжал генерал. – Это будет действительно неприступная наша твердыня. Пусть нас соберется немного, тысяч двенадцать, но отборных войск, готовых на все. Пусть там не будет духа наживы и спекуляции, которые создают наши войска. Пусть соберутся там те, в ком жив дух незабвенного Корнилова…
Мне хотелось поставить точку над «i».
– Ваше Превосходительство, разве вы не чувствуете, какое значение для всех имеет взятие Ростова? Это первый шаг к дальнейшим нашим победам. Какой счастливый день я испытал сегодня в городе. Я торопился, но я сегодня же попрошу командира отпустить меня в Ростов дня на два…
– Взятие Ростова – это новые лавры в венок Добровольческой армии и большая ошибка, – сказал генерал. – Вы в этом скоро убедитесь. А командир – я в этом уверен – уже не отпустит вас в Ростов…
Для меня стало почти все ясно. И когда мы остановились и я шел по темным путям, чувство ужаса и отчаяния сменило прежнее ликование. Я едва взобрался в свою кабинку.
– Владимир Николаевич, это правда? – спросил я капитана З. Капитан сидел с утомленным видом и пил чай.
– Да, если к четырем часам ночи положение не восстановится, Ростов приказано оставить.