На линии огня - стр. 13

– Тогда отвечай, боцман, зачем толкач с джонкой стыковался? Не можешь? И я не могу. – Исаков тяжело вздохнул. – А вдруг они перед вашим появлением выбросили груз за борт?

– Нет, командир, – твердо ответил Забутняк, – не такие они богачи, чтобы дорогим товаром швыряться… Но у меня есть одно наблюдение: уж очень спокойным был капитан. Обычно при нашем появлении они суетиться начинают, а этот подошел и спокойно говорит: ищи, мичман, что найдешь – твое.

– Ты что-нибудь понимаешь? – повернулся Исаков к Бардину. – Очень странный случай…

– А был ли действительно контакт с китайцами? – задумчиво спросил Бардин.

– Точно был, – подтвердил Исаков.

– Тогда все это выглядит более чем подозрительно. Сообщи-ка немедленно, Сергей Михайлович, о случившемся разведчикам. Пусть проверят по своим каналам и попробуют разобраться.

– Правильно подсказал, подполковник. Сейчас же дам команду отстучать на базу шифровку. Ты иди в мою каюту, отдыхай, а мне на вахту. Будь!

Исаков хлопнул Бардина по плечу и скрылся в стальном проеме. А Михаил еще долго стоял у леерного ограждения. Корабль шел полным ходом. Он двигался по фарватеру всего в нескольких метрах от границы. С одной стороны лежала наша земля, с другой – чужая, но тайга, стоявшая по берегам, была совершенно одинаковой.

Проснулся Костя в холодном поту. Опять эти видения, этот сон, замешанный на кровавой яви! Он преследует, мучает. Проходят месяцы, годы, а проклятое прошлое никак не отпускает. Всякий раз одно и то же, одно и то же…

Он отчетливо, до мельчайших деталей видит происшедшее в ту дикую ночь, и это нестерпимо. Нервы ощутимо болят. Невмоготу сдерживать рвущийся из горла крик. Каждое мгновение встает перед мысленным взором, словно это случилось вчера, а не в девяносто шестом.

…На город наползает ночь. Непроницаемой стеной встает тьма. Дома тонут в ней – в нескольких метрах ничего не рассмотреть. Подобно молниям небо раскалывают огненные пулеметные трассы. Разрывы снарядов, как удары грома. Дышишь плотной пороховой гарью, пропитанной вонью отработанной солярки, отчего в горле першит, а на губах – горечь. Танки и бронетранспортеры, вытянувшись в длиннющую колонну, надсадно ревут.

Вспышки выстрелов ослепляют. Темнота после них становится еще гуще. Куда двигаться, где сворачивать, как уклониться от ракет, пронизывающих броню насквозь?.. Были обещаны проводники, сопровождение пехоты, инженерное прикрытие, а на деле ничего. Без сопровождения и прикрытия боевые машины в ночном бою в городе – слепые котята. Они совершенно беззащитны. На каждом метре их подстерегают мины или фугасы. Здания по обеим сторонам улицы буквально напичканы гранатометчиками и снайперами, взявшими каждую машину на прицел.

Леденец сидит в башне головной машины. Им овладело самое страшное в бою ощущение собственной беспомощности. А ведь он на войне не новичок, почем фунт окопного лиха изведал на собственной шкуре. Дважды был продырявлен еще в Афгане.

К бессилию примешивалась злость. Какая нелегкая понесла его из погранвойск в десантуру? Какого дьявола их сунули в это пекло? Не дело спецназа штурмовать город! Но если уж обстановка вынудила командование использовать именно их, то уж могли бы обеспечить всем необходимым…

Снаряд сорвал гусеницу с головного танка, и тот, вспахивая асфальт, развернулся почти на месте, перегородив улицу. Еще не услышав удара, Костя ощутил, как в жалюзи моторного отделения впился снаряд. Танк вздрогнул, словно живое существо, которому причинили нестерпимую боль.