На крыльях миражей - стр. 3
– Думаешь, теперь можно всё? Нет, Егорушка, слишком хорошо – тоже плохо. Нам нужно остановиться.
– Я и сам так подумал. Довольно на сегодня сюрпризов. Разве что…
– Говори-говори!
– Одним глазком… одним пальчиком. Только дотронусь и… клянусь мамой!
– Мы же договорились.
– Да, конечно, я неправ, но ты сама разве не хочешь этого?
– Не сейчас. Нужно немного подождать.
Я расстроился, но не настаивал. Подружка успокоилась, расслабилась. Поцелуи становились горячее, продолжительные, Лёлькины обнажённые соски жгли мою чувствительную грудь, рождая волну внутреннего беспокойства, усиленного желанием реализации того невозможного, о котором мы ничего не знали.
Я медленно расстегнул пояс девичьей юбки, виновато посмотрел в её растерянные глаза, медленно украдкой опуская разгорячённую желанием ладонь внутрь запретного предела, словно сапёр, выполняющий опасный долг.
Сопротивления не последовало, но слово своё я сдержал. Всего одно прикосновение к тайне, но какое. Я чуть не сгорел в огне желания, однако сдержался.
Лёлька стонала, прерывисто дыша, закатывала глаза, с силой прижимала к напряжённому животу мою голову. Похоже, мы слишком увлеклись. К такому путешествию мы не были готовы.
Расставаясь, мы с Лёлькой молчали, старательно прятали друг от друга глаза, словно совершили нечто весьма неприличное, скверное. У подружки был весьма расстроенный вид, у меня тоже испортилось настроение, хотя истинной причины этого понять было невозможно. Всё ведь было так хорошо, так волшебно прекрасно, так восхитительно сладко.
До желанно-неизведанной тайны оставались секунды времени и расстояние в несколько миллиметров, которые соблазняли дозволенностью и доступностью, но граница сокровенной глубины так и не открылась.
Я чуть было не начал просить прощения, клял себя всеми возможными ругательствами за несдержанность и поспешность. Лёлька, она же такая ранимая, такая нежная, беззащитная… она мне доверилась… а я!!! Сердце щемили странные предчувствия, однако внутренний собеседник уговорил-таки не торопить события, подождать, пока успокоится и остынет Лёлька.
Ночью, потрясённый остротой ощущений я вновь и вновь эмоционально воспроизводил в памяти интимные переживания тех сладостных минут, мечтал повторить их и одновременно ругал себя за непростительное поведение.
Обошлось! Лёлькины замечательные глаза излучали счастье, а беззаботно-приподнятое настроение лучше слов свидетельствовало только о любви.
Утром мы шли по известному маршруту, держась за руки. “Лёлька, любимая, я тебя обожаю”, – восторженно шептал про себя я, испытывая невероятный подъём, еле сдерживая бурлящие эмоции.
Милая девочка, лучшая из всех, кого я знал, оживлённо чирикала о чём-то непонятно-увлекательном. Я не был способен вникнуть в суть её беспечной болтовни. Значение имели лишь интонация и радость в голосе.
Душа моя вспорхнула на седьмое небо или чуть выше, откуда открывался умопомрачительный вид на долину счастья и блаженствовала. Моя Лёлька (я даже слегка испугался этой собственнической мысли) вовсе не обиделась, никакой трагедии не произошло, мы опять вместе.
Очень хотелось обсудить случившееся, определиться – чего нельзя, что допустимо и желательно. Разделяет ли Лёлька моё мнение об удивительно ярких восторгах, которые я получил от мимолётной близости?