На изломе чувств - стр. 8

Когда приходишь вечером домой, постоянно наблюдая одну и ту же картину в виде смотрящего телевизор ребенка, и тут его не обнаруживаешь на том самом месте, как-то сразу в голову лезут дурные мысли. Огляделся вокруг, но ничего странного не заметил. Стал звонить на мобильный, но абонент недоступен. Бл*дь, да что за жизнь такая. Надеваю обратно куртку и иду на улицу, сам не знаю куда. К ментам — глупо, да и не примут они никакую заяву. Рано еще. Иду, даже не смотрю под ноги, голова не соображает. Не знаю, с чего вдруг туда понесли ноги, но зашел я на детскую площадку прямо напротив наших окон. Какое же испытал облегчение, когда на скамейке увидел Марка — словами не передать. Главное не сорваться, Озеров. Ну, подумаешь, захотел пацан подышать воздухом, с кем не бывает. Подхожу ближе, стараясь не испугать его.

— Марк, что ты здесь делаешь?

— На качелях катался, — шмыгая носом и утирая слезы, произносит Марк.

— Так накатался, что теперь вовсю ревешь?! Что случилось? — убираю руку от лица ребенка. — Ты из-за фингала ревешь?

— Нет.

— А из-за чего? Что вообще случилось, что ты сидишь здесь один в такое время? — молчит.

— Не хотел идти домой, мне страшно.

— Почему? Почему мне не позвонил, а? И трубку не берешь! Я для чего телефон тебе дал, глупый?

— Мне его разбили! Вот почему! Отобрали, потому что ни у кого такого не было, и побили, назвав выскочкой. А я им не хвастался, честно! Я даже не показывал его никому, — и вновь заливается слезами.

— Так, все. Успокаиваемся. Сильно ударили? Что, кроме глаза, болит?

— Ничего не болит, но телефон разбили! Это был мой единственный подарок.

— Да забудь ты про этот телефон, новый купим. Точно ничего не болит?

— Точно.

— Пойдем, — беру Марка за руку и веду домой.

Заходим в квартиру, я тут же снимаю с него верхнюю одежду. Вроде, кроме синяка, под глазом ничего нет. Очередное облегчение всего лишь от отсутствия синяков. Да уж, я, кажется, забыл, что такое быть ребенком.

— А теперь запоминай, Марк. Никогда не лезь в драку первым, но если нападают на тебя — ты бьешь в ответ! Понял?

— Да.

— Еще раз спрашиваю, понял?! Чётко и громко, или как девчонка будешь сопли здесь разводить?

— Понял! Я не девчонка и дам сдачи.

— Вот и отлично, а теперь дуй в мою комнату.

— Зачем?

— Будем учить тебя драться, начнем с боксерской груши.

— Я не умею.

— Вот и будем учиться.

— Только драться?

— И жить тоже.

4. Глава 4

ГЛАВА 4

Десять лет спустя.

Смотрю на худое животное, гордо именуемое чихуахуа, и не понимаю, за что так издевается природа. Кроме четырех палок в виде ног и двух глаз, ни хрена не видно. Сидит и смотрит на меня, вытаращив и без того огромные глаза на своей бедной морде, прямо так и говорящей: «Накорми меня, пожалуйста, человек!»

— Я бы покормил тебя, несчастная, да боюсь, ты тоже не будешь жрать это дерьмо, — подношу к носу собаки спаржу. — Я же говорил, не будешь. Торжественно клянусь, что принесу тебе мясца.

— Миша, прекрати, я все слышу.

— Так я специально вслух говорю, чтобы ты соизволила купить ей что-нибудь пожрать. Раз завела собаку, Викуля, так и будь добра покормить.

Вика садится ко мне на колени и начинает ерзать. Полгода назад это еще нравилось, а теперь раздражает. Нет, внешность у Вики — то что надо: красивая молодая брюнетка с идеальной фигурой и классическими чертами лица. Все при ней и даже больше, но не торкает.