На границе Вселенной. Кровавая корона - стр. 3
Я настолько глубоко зарылся в собственном сознании, что реальность перестала существовать.
…Вот, я иду по пляжу райского острова, держа за руку Элиз, лёгкий ветерок колышет волосы, а любимая смеётся. Вот мы с Люциусом ведём беседу о квантовых двигателях, и он вставляет в объяснение нелепые шутки и наливает мне очередной бокал голубого вина. Я забираю Кайла со школы и он, называя меня отцом, рассказывает, что победил в соревнованиях. Вот, мы плаваем в земном море, и вода такая приятная. Вот, я ем жаркое из амаранского кабана, и оно слегка обжигает мне язык. Вернулось ощущение температуры вокруг, и я часами наслаждался солнцепёком. Моя новая реальность. Красивая и радостная жизнь, идущая по кругу, пока ещё мог мыслить.
«Мыслишь – значит существуешь», – так говорил какой-то земной философ. Существуешь, не более того. Со временем камера, ставшая моей прижизненной гробницей, перестала для меня быть реальной. Настолько, что только мысли остались реальными и существенными. И мне нравилась новая жизнь. Каждый рассвет я просыпался вместе с Элиз и всегда в разных местах. Можно ли найти рай в тюрьме? Так вот он…
Этим утром мы проснулись в бунгало на пляже, и Элиз разбудила меня, потрепав за плечо. Было жарко. Обычно она ласково шептала на ушко слова любви, и я пробуждался. А тут насторожённо трогала моё лицо. Я уже проснулся и, как всегда, с улыбкой смотрел на неё, но почему-то она говорила:
– Маркус! Маркус! Ты слышишь меня? – В голосе девушки читалась истерика, чисто земные эмоции.
– Я тут! Всё в порядке, – успокаивая её, я присел на мягкую кровать.
– Нет! Ты не можешь умереть! – По её щеке покатилась слеза. – Ты должен жить! Ради меня!
Я обнял её за плечи, пытался успокоить, но она не слышала меня, словно говорила с кем-то другим. Я насторожился, не понимал, что происходит.
– Ты не можешь умереть! – Она повторяла мне снова и снова, то и дело проваливаясь в бушующий град слёз.
– Я рядом, Элиз. Слышишь? – Я крепко сжал её руку.
– Сделайте что-нибудь! – Кричала моя любовь, глядя куда-то в сторону. – Я не позволю вам его сжечь!
По телу пробежала дрожь. Что значит «сжечь»? Зачем меня сжигать, если я тут, рядом.
Элиз осталась сидеть на кровати. Мне было её жаль. По пунцовым щекам моей невесты бежали неистовые горькие слёзы. Она с кем-то говорила. А я вышел из бунгало, чтобы найти врача. Но не нашёл.
На следующее утро всё повторилось. Я проснулся, а Элиз уже сидела на кровати рядом со мной. Мы находились в апартаментах высокой башни, и Элиз, словно смотрела в прозрачные изнутри стены на открывающийся вид розового рассвета. С поникшей головой она пыталась кому-то доказать, что я жив, и неважно, что сердца не бьются. Неважно, что от меня мало что осталось. Это было ужасно. Она перестала меня замечать. Я обратился в приведение.
Так повторялось день за днём. Я просыпался в райских местах. Но дорогие мне люди не замечали меня. А вскоре началась головная боль – настолько дикая, что в крике я кидался с высоких башен, разрезал себе вены и опускался на самое дно океана. А на следующий день вновь просыпался, и боль возвращалась. Не мог к ней привыкнуть. Это была настоящая агония, сравнимая с адом, приходящим во снах, где я чувствовал смерть, но был только наблюдателем и не умирал. Тут – мог убить себя, но почему-то раз за разом в отчаянии воскресал. Постепенно и боль начала угасать. Из моей жизни пропали все, кроме Элиз. Я снова видел её каждое утро, умоляющую меня проснуться, подать хоть какой-то знак. Может, мы находимся в разных реальностях? Почему она так говорит? Чем была плоха наша жизнь?