На границе Вселенной. Кровавая корона - стр. 2
Кислорода мне хватило всего на несколько часов. После – дыхание остановилось, грудь впала, от лёгких осталось только воспоминание. И я сидел, долго, почти не шевелясь. Моя тюрьма оказалась настолько маленькой, что было невозможно ровно вытянуть ноги, и суставы в теле одеревенели. Чувство голода и жажды терзало не долго, а, испарившись, оставило кровавые трещины на пересохших губах. Но до этого момента, казалось, уже прошла вечность. Сбитые в кровь ногти перестали расти, не оставив на обшивке камеры ни единой царапины.
Время медленно сгущалось, как застывающая смола. Вскоре я потерялся. Не знаю, прошли месяцы или годы, всё сливалось воедино. В один мучительный ад.
Тело стало иссыхать. Медленно истекала жизнь. И я не мог даже прервать это мучение. На мне был скафандр и больше ничего. Сотни раз я мечтал продать Богам свою душу за острый нож. Молил обоих Богов – и Бога жизни, и Бога смерти, чтобы они забрали мою душу, смилостивились над своим верным созданием. Долго кричал, бил кулаками по стенам, захлебываясь в истерике, пока не смирился. Мог видеть только свои руки, что напоминали часть живой мумии. Сошёл ли я с ума? Не знаю. В какой-то момент я попытался перегрызть себе вены зубами, оттяпав чуть ли не половину запястья, полкамеры залил тёмно-алой кровью, но всё равно оставался жив.
Надежда покинула меня уже давно, с тех пор, как попытки провести через своё тело хоть какую-то толику энергии не увенчались успехом. Мои тюремщики хорошо подготовились. Лучше, чем в прошлый раз, когда я попал в плен на Домироне. Неужели мать хотела убить меня уже тогда? Не вышло убить, и она решила показать мне свою силу на Земле, подчинить, – что тоже не увенчалось успехом. И вот я здесь. Снова в плену, без возможности освободиться.
Но всё же стыки камеры пропускали крупицы энергии. Крохи, которые могли помочь мне создать одну молекулу за долгое-долгое время. И я копил эти крохи в своём собственном теле, выжидая момента. Либо за тысячи лет накоплю достаточное количество, чтобы выбраться, либо умру раньше, если Боги, наконец, смилостивятся надо мной.
Я желал смерти. Самой скорой. Тело периодически проваливалось в небытие, скрашивая муку радостными до боли снами. Хотя мне снова и снова снились прежние смерти всех рас, но проскальзывали и счастливые грёзы из собственных воспоминаний.
В теле не осталось влаги, и в какой-то момент я перестал шевелиться, разве что, открывал глаза в периоды бодрствования. В животе и груди чувствовался провал, словно скафандр облегал одни кости. Я сидел, оперевшись спиной на стену камеры с поникшей головой. И был уже мёртв. Мумия, способная мыслить, не более того. Боялся, что если пошевелю руками, то тело рассыплется в прах. Но когда набирался смелости для движения – этого не происходило. И снова оставался жив. «Чем я это заслужил?» – проносилось в мыслях. Я корил тот день, когда родился и не умер. Худшей жизни, чем существование в ограниченном пространстве без возможности умереть, – не придумаешь. Злосчастное тело было не способно повторить подвиг после моего рождения и впасть в состояние анабиоза, чтобы не мучить меня, видимо, из-за отсутствия любого вида энергии, кроме моей собственной.
Вскоре мысли начали путаться. И даже в периоды короткого бодрствования я перестал открывать глаза. Мысленно общался сам с собой, постепенно теряя рассудок. А когда, наконец-то, захотел открыть веки в надежде, что теперь уж точно обращусь в прах, то не смог. Тело существовало. Вот оно. И я ощущал свой разум в нём, но уже не мог контролировать ничего, даже мысли.