Мятежная принцесса повелителя драконов - стр. 24

– То есть, ты считаешь, Райко, что работа лекарей закончилась и пришло время жрецов? – спросил я, сам удивившись тому, как звучит мой голос.

Кайя была без сознания третий день.

– Надежды на целебную магию нет, – подтвердил Наирн, – верховная дерра уходит от нас.

Я закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не спалить все вокруг.

Приграничье и так выжжено, Гардия лежит под собственными обломками, а король Матиас Атейн объявлен в моей империи преступником, как и все члены его семьи. Любой Атейн подлежит смертной казни на центральной площади Даэры.

Заговоренная магическая стрела пробила грудь моей матери, когда она была в человеческом облике.

Слабой, хрупкой оболочке.

Острый наконечник, смоченный ядом, прошел рядом с сердцем, ломая ребра и протыкая легкие.

Кайя выдыхала кровь и пену.

Сейчас в ней все еще теплилась жизнь, благодаря усилиям армии лекарей. А я на них еще и злился, за то, что не могут достать драконицу с того света.

– Оставь меня с ней одного, – приказал я Райко.

– Повинуюсь, великий, – склонился лекарь передо мной. И вышел, пятясь так, чтобы не повернуться ко мне спиной, проявив тем самым неуважение.

Но я бы сейчас не обратил внимания на эти условности.

Глаза Кайи закрыты, они не открывались с тех пор, как на мать напали. Иногда под веками перекатываются белки, словно Кайя что-то видит, наблюдает скрытые миры демиургов.

Но по большей части лицо матери неподвижно, застыло словно маска.

Как же это пугает.

Внутри огромного, жестокого императора драконов начинает биться и голосить крохотная ящерка.

Ящерка. Так она меня называла в моем далеком детстве. Пока можно было с будущим властителем обращаться как с ребенком.

Кайя брала меня на руки, сажала на колени, прижимала к себе так, что я слышал стук ее сердца. И говорила со мной, ласково, нежно.

Память драконов устроена так, что мы не забываем ничего, начиная с третьего года жизни.

Слова, ощущения, запахи и свои на них реакции.

Мы просто запираем это под броней своего огромного, чешуйчатого тела.

Сейчас, глядя на отходящую в небесные горы Кайи, я снова стал вдруг ребенком.

В уголках глаз закипели позорные, не дозволенные правителю слезы.

Сердце застучало, как было лишь однажды. Когда по приказу отца-императора меня бросили в бесконечно глубокий каменный мешок.

Это была часть инициации, положенной шестнадцатилетнему дракону, по венам которого течет кровь демиургов.

Расшибись о камни или обратись в первый раз.

Я тогда справился.

Смогу ли сейчас?

Я видел смерть не раз и лишал жизни сам, на поле боя.

Отдавал приказы, отправляя на казнь предателей и преступников.

Проводил в последний путь в долину вечной памяти своего отца.

Но сейчас чувствовал боль, какой не было раньше.

Опустившись без сил у ложа умирающей, я хрипло позвал ее:

– Мама!

И ящерка забегала внутри, сгорая в огне собственной скорби.

Вдруг холодная рука матери, которую я держал в своей, крепко сжала мои пальцы.

Губы матери не двигались, но ее голос, тихий, невнятный, прошелестел:

– Верь, Кайтон. Это не конец. Это новый этап.

И тут же пальцы Кайи вновь расслабились.

Неужели мне это показалось?

5.2

Выйдя из опочивальни Кайи, я несколько мгновений собирался с мыслями.

– Император, может, сжечь их дотла? – услышал я голос Сиура, своего оруженосца. Молодой дракон смотрел на меня преданными глазами, стараясь не пропустить ни одного движения, взгляда, слова. Он был полон энтузиазма и решимости мстить. Лет сорок назад я сам был таким же. Готовым действовать раньше, чем думать. Но став правителем, изменился.