Мясники. Крайне жестокие и малоизвестные преступники из прошлого века - стр. 24
Суд удалился в 18:00. Снаружи здания отряд из 150 полицейских сдерживал огромную толпу и расчищал путь между выходом и ожидающим тюремным фургоном. Через пять минут Пробст в сопровождении шефа Рагглса вышел из здания и поспешил к повозке, в то время как толпа вновь осыпала его «оглушительными воплями, шипением, криками» и проклятьями, которые «возносились до самых небес»[114].
14
Продолжая тщательно представлять доказательства против обвиняемого, окружной прокурор Манн начал третий день процесса с вызова свидетелей, которые общались с Пробстом в период между убийствами и его арестом: салунщиков Фредерика Штрауба и Кристиана Море, трактирщика Уильяма Лекфельдта и ювелира Чарльза Олльгира, который купил украденные часы и цепочку Кристофера Диринга. Хотя их показания не оставили сомнений в виновности Пробста, наибольшее эмоциональное впечатление на слушателей произвели два последних свидетеля обвинения[115].
Первым из них была пожилая мать Элизабет Долан, которая опознала различные предметы, найденные у Пробста, – саквояж и бумажник, часы и цепочку, а также различные безделушки – как вещи ее дочери.
«Когда, – спросил Манн, – вы в последний раз видели свою дочь живой?»
«В семь часов утра в субботу, 7 апреля».
«Куда она направлялась?»
«К мистеру Дирингу».
«На каком транспорте?»
«На пароходе», – ответила мисс Долан.
«Из какого места?»
«Из Берлингтон-Сити, Нью-Джерси».
«Когда вы видели ее в следующий раз?» – спросил Манн.
«Больше я ее не видела, – ответила миссис Долан прерывающимся голосом, – пока не увидела ее в холодильном ящике»[116].
Еще более впечатляющими были показания последнего свидетеля обвинения, 10-летнего Уильяма Диринга – «бедного маленького сироты Вилли», как его называли в прессе[117]. Крепкого пухлого паренька – «на вид фермерского мальчика» – пришлось поднимать на стул в свидетельской ложе, и он говорил таким «тихим, невнятным детским голосом», что его ответы пришлось повторять секретарю суда[118].
Отвечая на вопросы Манна, он объяснил, что покинул дом пасхальным утром, чтобы навестить деда «за Шуилкиллом», оставив отца, мать, четырех братьев и сестер, а также Корнелиуса Кэри, который также жил в доме.
«Кто-нибудь еще жил там?» – спросил Манн.
«Да, сэр, – ответил Вилли, указывая на заключенного на скамье подсудимых. – Этот человек».
Когда ему показали различные предметы, найденные у Пробста во время ареста – золотые часы и цепочку, два пистолета, табакерку, – мальчик без колебаний назвал их вещами своего отца. Он сохранил впечатляющее самообладание даже под перекрестным допросом Джона П. О'Нила, одного из двух адвокатов Пробста.
«Вилли, – начал О'Нил, – откуда ты знаешь, что это часы твоего отца?»
«Я часто приносил их ему», – ответил мальчик.
«Как часто ты держал их в руках?»
«Почти каждое утро».
«Ты уверен, что это те самые часы?»
«Да, сэр».
«Когда ты говоришь, что уверен, что это те самые часы, ты хочешь сказать, что это те самые часы, которые были у твоего отца, или что они похожи на них?»
«Да, сэр, – ответил Вилли. – Это те самые часы»[119].
Как только мальчик отошел от трибуны, окружной прокурор Манн встал и объявил, что обвинение закончило. Теперь защите предстояло вызвать своих свидетелей. Так полагало большинство присутствующих в зале суда. Поэтому для них стало неожиданностью, когда адвокат Пробста Джон А. Вулберт поднялся на ноги и объявил: «Да будет угодно вашей чести, у нас нет никаких показаний от имени заключенного. Мы прекращаем выступление от имени заключенного».