Мы - развращённые - стр. 10
– За что простить? Ты ведь всё у меня забрал, ничего не осталось, – она всхлипнула.
Одно движение – он поднял женщину с кресла, сел в него и посадил её себе на колени. Доган схватил её руку и поднес к своим губам.
– Я могу всё исправить, лисица, – сказал он.
– Как? – на её лице появилось отвращение, как если бы перед её глазами возник пирог с дождевыми червями вместо начинки.
Он заставил её посмотреть ему в глаза.
– Я больше не хочу с тобой воевать. И принуждать тебя не буду…
– Будешь, не умеешь иначе…
– Ты научишь, Марлен, научишь меня чему-то новому. Я готов прислушиваться, а это многого стоит.
Он положил руку ей на талию.
– Ты убегала от меня. Разве многого ты добилась?
– Твоя жестокость, Доган…
Ей было что сказать. И что его жестокость вынудила её искать спасения, и что любовь его приносила ей только боль. И что на теле еще не сошли следы его скотского с ней обращения. Но что бы это дало?
– Не будешь ты со мной счастлив, ящерр, – она заглянула ему в глаза. – Даже если снова станешь ломать, даже если сломаешь.
– Не хочу я тебя ломать, лисица, – ответил он устало. – Хватит уже.
– И поэтому на мне браслет? – он пошевелила рукой, на которой красовалось украшение. – Тебе ли не знать, что со мной будет, если я нарушу один из твоих запретов.
– Так не нарушай.
Она зло усмехнулась на эту его реплику и прорычала:
– Не будешь счастлив, оба будем жить в аду.
Он снова поднес её руку к губам. Отодвинул немного украшение и поцеловал в то место, где был расположен браслет.
– Докажи, что я могу тебе доверять, и я сниму это. Я всё тебе дам, Марлен.
Ему было что сказать. И что без неё жизнь его станет еще хуже. И что она имела над ним непростительную власть и, научись она этой властью пользоваться, могла бы вить из него веревки. И что любит он её, многое осознал и теперь никуда не отпустит.
Но Доган молчал. Молчала и Марлен. И лишь великий город Мыслите не замолкал ни на секунду. Из каждого угла, из каждого переулка лилась ящерриная и человеческая речь. Все жители города обсуждали историю одного из самых влиятельных ящерров, и девочки-гонщицы, которая, играючи, сумела покорить сердце своего хозяина.
– Я помню тот день, когда ты пришла за наградой, – сказал мужчина внезапно.
– Я тоже помню, что с того?
– Ты могла там никогда не оказаться, и я бы не узнал, что ты была в моем городе, так близко.
Марлен фыркнула, пытаясь скрыть ощущение неловкости: мужчина никогда не разговаривал с ней в подобном тоне, когда что ни слово – полушепот, интимное поглаживание ее руки, ощущение, что ему многим хочется поделиться.
– Один из худших дней в моей жизни, – прошептала Марлен. – Тебе стоит Рея благодарить. Если б не этот проклятый ящерр, я бы смогла…
– Убежать, – подсказал Доган.
– Спастись. От тебя. От того, что было. Вся моя жизнь пошла под откос, когда он объявил, что я участвую в гонке на Млечной Арене. Проклятая арена!
– Проклятая, – покорно согласился судья и снова поцеловал ладонь своей гонщицы.
5. Глава третья: Заключенные
Они вернулись в Штольню к пяти вечера. Марлен сразу же отправилась в общие спальни, ну а остальные гонщицы пошли к себе. У всех, кроме Марлен, давно были собственные, отдельные апартаменты на последних этажах.
Штольня – огромное сорокаэтажное здание с множеством пристроек, разделённое на три части. Первая часть – спальни для обучающихся, вторая – для тех гонщиц, что прошли обучение, но пока не выступали на Млечной Арене.