Мы остаёмся жить - стр. 27
Он отдышался; и продолжил уже тихим голосом – с широко раскрытыми безумными глазами, неведомо, что видящими в пустоте:
– Лишь один мой сын был достаточно смел, чтобы идти против течения и быть независимым ни от кого – как истинный римлянин. И от него отвернулась вся его семья – от него отвернулся даже я – его собственный отец.
Флавий Тиберий пустил несколько скупых и пошлых слёз, зазывая во все стороны самой грубой формой латинского языка:
– Он столько лет прожил изгоем! А ведь меньше всех остальных заслуживал этой участи.
Он поднял красные от безумия глаза и сказал всему миру с той же решительностью, с которой плюнул бы в глаза и Господу, и Дьяволу.
– И пусть все вы ополчились против меня – пусть зайдёте в мой дом и назовёте меня умалишенным – но я не позволю вам погубить моего сына. Я должен искупить перед ним свою вину. И я найду его – пусть ради этого мне и придётся пройти полмира, по руинам империи. Я найду его, чтобы сказать то, что давно должен был…
Я слушал его, почти протрезвев от горечи его слёз. Мои руки сами аплодировали ему – сам же я просто смотрел. Но это нужно было остановить – я видел, что моему другу совсем плохо и он чуть не падает в обморок. И он, и я – мы оба забыли, сколько Флавию Тиберию на самом деле лет и на что способны люди, дожившие до столь почтенных лет.
Я взял его под руку; и мы вместе, передвигаясь маленькими шажками, направились на поиски ночлега. Попутно, нам ещё не мешало бы разобраться: а какую именно часть города занесли нас наши пьяные ноги?!
Шаг за шагом – мы медленно шли в темноту. Флавий Тиберий – совсем уже потерял сознание; и мне пришлось тащить на спине уже два тело – его и своё собственное.
По Риму, ночью: бродят призраки его давних побед и давно ушедшей славы. Колизей – остался давно позади; где мы? Только звёздам известно – но они молчат об этом. Я пытаюсь найти путь к знакомым нам местам по небу. Но у меня двоится в глазах, поэтому двигаться мы можем только наугад.
Может быть, кто-то уже гонится за нами. Чьи глаза выглядывают из-под тёмных углов?! Какому разбойнику понадобились мы?!
Мне страшно. Я слышу биение собственного сердца. Я сворачиваю в каждый проулок – мы давно заблудились. Глаза мои скачут в разные стороны, пытаясь словить подсказку; но она всегда ускользает. Я пытаюсь понять, куда нам следует пойти, чтобы дойти до дома. И не нахожу ответ. Я напуган до самого мозга костей.
По пути, на одной из улиц, я наткнулся на повозку, забитую сеном. Во всех окнах: давно уже люди спят. Время уже не то, чтобы просить людей переночевать.
Единственный выход для нас я вижу только в этой повозке. В ней можно несколько часов отоспаться – хотя бы до первых солнечных лучей. А потом: уже с новыми силами, кое-как добраться до знакомых мест. Сейчас же: это невозможно. Я прожил в Риме не одну сотню лет, но так до конца и не узнал обо всех его улицах, закоулках и тайнах.
Я сообщил Флавию Тиберию о своей идее и не встретил с его стороны никаких возражений. Решение было принято единогласно. И мы – легли в стог сена в повозке, прислонившись поближе к стенке: так было удобнее и так нас было труднее найти.
Мы заснули мгновенно; хоть Флавий Тиберий уже и так заснул задолго до этого.
Мы не проснулись под утро. И как всегда, это бы огромной ошибкой.