Мы, Николай II. Третья часть. Годы 1914-..... - стр. 10

Не буду утомлять вас многочисленными политическими нюансами данного региона, скажу только, что перед угрозой венгерского и австрийского наступления на автономные права других народов большинство партий Хорватии пришло к выводу о необходимости объединения политических усилий. В итоге в 1908 –1909 годах, после аннексии Боснии и Герцеговины, усилилось давление на них со стороны австро-венгерских властей. А потому последние пять лет здесь было неспокойно. И что меня особенно тревожило, так это объединение в ходе политической борьбы хорватских и сербских националистов, открыто противопоставляющих себя австро-венгерским властям.

Совсем не хочу, чтобы вы меня поняли превратно. Я никоим образом не являлся поклонником и фанатом Австро-Венгрии. Искусственно слепленная Габсбургами держава трещала и грозилась в любой момент развалиться на куски. Понятно, что почтенный возраст её императора Франца Иосифа тоже во многом этому способствовал. В российские интересы такая нестабильность совершенно не входила. А я лично, хорошо зная о предстоящих событиях и их последствиях, вообще всецело был настроен сохранить жизнь австро-венгерскому наследнику Францу Фердинанду, дабы постараться не допустить начала Первой мировой войны.

Я и мои ночные гости присели у стола. Время было позднее, а потому я попросил подать нам только чай и бутерброды с сыром и ветчиной. Да, кстати, моим вторым гостем и попутчиком в предстоящем опасном путешествии был хорошо вам знакомый Григорий Ефимович Распутин. Чтобы не привлекать внимания столичных журналистов, под предлогом временного отбытия в родную деревню он выехал в Будапешт пару дней назад. Почему я пригласил его в Сараево? Довода два – хорошее знание людей и недюжинные экстрасенсорные способности. Кто знает, что нам более потребуется для осуществления намеченной миссии?

Георгий Дмитриевич тоже был приглашён составить нам компанию. В отсутствии телевидения и интернета господин Маврокордато был поистине незаменим, будучи в состоянии дать оперативную характеристику любому более-менее крупному персонажу предстоящего действа. Параллельно я планировал ещё в пути плотно пообщаться с ним, дабы восполнить определённые пробелы в теме современной австро-венгерской политики, в которой, признаюсь, я был дилетантом, а мой новый попутчик – профессионалом.

Проговорили мы почти до пяти утра. Маврокордато показывал фотографии, я внимательно изучал лица незнакомых мне людей, стараясь отложить в своей памяти, а потом передавал фото Распутину, который, произведя несколько загадочных пассов, дополнял рассказ Георгия Дмитриевича описанием своих наблюдений и ощущений. Глаза мои начинали слипаться, и я, извинившись перед своими коллегами, распорядился устроить их через одно купе от меня, а сам прилёг и моментально погрузился в странные грёзы, в которых совершенно незнакомые мне люди сначала оживлённо разговаривали на непонятном мне языке, а потом, положив руки на плечи друг другу, неожиданно начали водить всё убыстряющийся хоровод под звуки знакомой мелодии.

– Это танец сиртаки, – с улыбкой произнёс проникший в мой сон Распутин. – Это не народный греческий танец, а специально созданный в 1964 году для греческого фильма «Грек Зорба». Он представляет собой сочетание медленных и быстрых версий «хасапико» – старинного танца воинов…