Музей имени Данте - стр. 25
– Ба, пропащий! – Подняла глаза. – Здравствуй!
Сырой и снежный воздух тут же наполнился ее визгливой, торопливой речью.
Судя по тону, она не держала обиды или умело скрывала. А Гек просто стянул перчатку и коротко пожал руку. Втроем они потащились вверх к бульвару, утаптывая снежную кашу.
– Чего не заходишь? – спросил Гек. – У нас новое место.
Имелась в виду редакция.
– А где?
– Новый Арбат. Ты ведь пишешь?
Пока Гек рассказывал о газете, Татьяна делала вид, что разглядывает фотографии в окнах ТАССа. Надо сказать, что этот Гек все больше раздражал его – своим развязным тоном и тем, что сразу перешел на «ты»; что читал и даже запомнил его заметки о книгах; но главное – тем, что мешал поговорить с Татьяной.
«Сбить бы его школьные очки, врезать».
Словно читая мысли, он сунул ему коробку.
– Давай, держи. Всего хорошего.
Гек попрощался с Татьяной и повернул в сторону. Оставшись вдвоем, они пошли дальше к «Пушкинской».
– Только ничего не говори, – сказала она.
Мягко взяла под руку, поправляя красный волосатый беретик.
Мокрый снег под ногами чавкал, а коробка глухо стучала.
– Ты не переживай, – погладила по рукаву.
– Чего мне переживать? – грубо соврал он.
Она прижалась к нему.
– Мы оба потерпевшие, – сказала, не глядя на него.
Он зачем-то хмыкнул.
В глазах Татьяны мелькнуло что-то подлинное, тусклое и горькое. Жалость к нему, к себе.
– Это даже хорошо, что ты… – недоговорила она.
Посмотрела из-под беретика.
– Она вернется.
– Что?
С коробкой в руке и открытым на полуслове ртом, он стоял на бульваре и ловил воздух.
– Скоро!
Она поцеловала его и тут же вытерла помаду. Забрала коробку. Не оборачиваясь, засеменила к метро по бульвару. А он стоял и не знал, что делать: ликовать или плакать.
Медленно пошел обратно к памятнику.
Сложив руки на животе и опустив голову – словно передразнивая памятник, – у постамента ждал Гек.
9. Практика гавайских закатов
Оказывается, Гек не ушел, а ждал на бульваре, когда мы расстанемся. Почему он решил, что я не поеду с Татьяной?
– Выпьем? – предложил он. – Домжур?
Развязный тон сменился просительным. Теперь передо мной стоял обычный близорукий молодой человек в шапочке-петушке.
В Домжуре бывать мне не приходилось, да и перемена в тоне Гека заинтриговала. Чего это он? И я, подумав, согласился. После разговора на бульваре возвращаться домой совсем не хотелось.
По его «корочке» нас пустили в нижний бар. Пока Гек двигал табуреты у стойки, я с любопытством осматривался. Обстановка тут была как в советских фильмах про заграницу: джаз, ночники на столиках и зеркальный шар под потолком.
– Слава! – Гек поднял руку в приветствии.
Бармен невозмутимо кивнул и продолжил крутить полотенцем в стакане. Цепочка на его очках в такт покачивалась.
– Лучший в Москве, – зашептал Гек. – Про тебя рассказываю! – Это он произнес громко.
Слава дотронулся до галстука и наклонил голову.
Денег хватило на водку, сок и пару бутербродов.
– Конечно, тут не Америка, – Гек поднял рюмку.
– Ты был в Америке? – мне хотелось подловить его.
– Да.
Я осекся, а он помахал кому-то рукой.
Дама в открытом платье в ответ улыбнулась.
– Ты знаешь, они… – он ткнул пальцем за спину, – меня заклевали. Татьяна эта, Виталий Вадимыч. Говорят, мы тебя отправили в Америку, а ты? Что привез? Что написал? Я пытался объяснить. Честно, что это главное. А Татьяна идет пятнами, за сердце хватается. Главный ржет как мерин. Будешь слушать?