Музей имени Данте - стр. 27
Но никакой драмы не было. В последний момент солнце ускользало, скатывалось за горизонт. Тут же подводная лодка и катафалк с Гулливером исчезали тоже. Несколько минут – и там, где мчалось полчище, теперь порхали комочки пуха. Не падая, они кружились, словно кто-то дирижировал ими. Как будто художник набросал их в небо специально.
Так моя жизнь на океане превратилась в киносеанс. Каких только сюжетов, райских и апокалипсических, я не насмотрелся в этом кинотеатре! Какие сражения, любовные и военные, только не развертывались передо мной! Однако самое интересное ждало впереди. «Green flash» – так называли это явление местные жители…»
– Все это хорошо и красиво, – перебил наконец я. – Но идея? В чем смысл?
Он сложил листки:
– Разве этого мало?
Вид у него был обескураженный.
– Ты пишешь «бог», «божественное», – мне захотелось помочь ему. – Но, говорят, в палестинской пустыне закаты тоже фантастические. А боги у них разные.
Гек снял очки и посмотрел на меня тихими серыми глазами:
– По-моему, на Гавайях бога вообще нет.
– Тогда – почему?
Он нацепил очки.
– Может, идея божества возникает из отсутствия?
Пауза.
– В пустыне только на небе что-то. А внизу…
Снова снял очки, потер переносицу:
– Здесь ничего, там все. Внизу камень, жара, смерть. Наверху движение, воздух, жизнь. Вода. А на острове человек протягивает руку и просто срывает то, что нужно для жизни. И там, и там изобилие. Ты это имел в виду, нет?
– Для начала.
Идея увлекала его, хотя никакой палестинской пустыни он не видел. Это была очень русская вещь, такого рода заочные выводы. Иногда они приводили к открытию, но здесь? А еще меня смущало, что по какой-то неясной причине Гек считал, что мы с Виталиком друзья. Он говорил со мной так, словно у меня есть влияние на этого человека. И что я могу помочь ему. Так впервые в жизни я почувствовал себя самозванцем.
– Ты поэт? – пришло мне в голову.
Он смутился:
– С чего?
– Ты смотришь на мир как поэт.
– Ты не знал?
Теперь он заговорил прежним, небрежным тоном.
– Нет, откуда.
– Ну, может, Виталий Вадимыч.
Я снова почувствовал себя самозванцем.
– Нет, он ничего не говорил.
Пауза.
– Пишу.
– Печатаешься?
– Печатают.
– Книги?
– Пока нет. Но вообще ты молодец… – он ушел от разговора. – Что подсказал. Спасибо.
– Покажи, у меня есть издатели, – сам не зная почему, предложил я.
У меня действительно были знакомые.
Гек повертел пустой рюмкой, полез было в сумку.
– Да ну, – бросил листки обратно. – Лучше приходи на вечер.
– Стихи?
– Да, да, – в голосе звучало раздражение, как будто он жалел, что признался. – Что еще.
– Давай.
Он назвал адрес на Чистопрудном. Число, на днях.
– Постараюсь, – пообещал я.
Но про себя знал, что приду точно.
Самозванец я или нет?
На бульваре мы разошлись: он в сторону Нового Арбата, а я вниз по Герцена. Так, ничего не узнав о той, которую искал, я обогатился гавайскими закатами и знакомством с поэтом. В том, что Гек настоящий поэт, я не сомневался.
10. Желтый, зеленый и снова желтый
Этот клуб в Сверчковом переулке открыли недавно, и в подвале еще стоял запах штукатурки. Повесив куртку на железный прут, я двинул по коридору. Налево и направо открывались небольшие сводчатые залы. В одном стояли выкрашенные красной краской стеллажи, тут размещалась книжная лавка. В другом работала кухня. А вход в третий закрывала черная портьера.