Размер шрифта
-
+

Му-му. Бездна Кавказа - стр. 43

Они миновали еще одну стальную решетку и оказались в узком сводчатом коридоре, освещенном редкими лампами, что через равные промежутки висели под темным от сырости, покрытым грязными разводами плесени потолком. По сырым неоштукатуренным стенам тянулись пучки силовых кабелей и изъеденные ржавчиной трубы – судя по их толщине, канализационные. Во впадинах неровного цементного пола поблескивали лужи, откуда-то доносился мерный стук капающей воды. Окон не было; заметив их отсутствие, Кикнадзе осознал, что находится в подвале, и слегка забеспокоился: ему как-то не доводилось слышать, что в подвале тоже есть камеры. А если и есть, то условия в них, должно быть, еще те… Ничего себе, заработал послабление!

Его беспокойство усилилось, когда он услышал у себя за спиной характерный скользящий металлический щелчок. Этот звук был похож на то, о чем арестованному Кикнадзе даже думать не хотелось.

– В чем дело, начальник? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Не оборачиваться! Прямо! – отрывисто пролаял прапорщик.

Кикнадзе покорно поплелся вперед, по горькому опыту зная, что спорить с вертухаем – дело не только безнадежное, но еще и очень вредное для здоровья. Прапорщик за ним не пошел. Остановившись, он поднял на уровень глаз пистолет, тускло блеснувший вороненым стволом в желтушном свете пыльной лампочки, тщательно прицелился и спустил курок. Ему уже очень давно не доводилось приводить в исполнение смертный приговор, и он успел соскучиться по этому приятному делу.

Кикнадзе упал, как подкошенный, пачкая кровью сырой цементный пол. Подойдя к нему вплотную, прапорщик наклонился и пощупал пульс, хотя и так видел, что контрольный выстрел не нужен – пуля вошла точно в середину затылка. Убитый лежал на животе со свернутой набок головой, и прапорщику были видны его испачканная кровью щека и широко открытый глаз.

– Собаке собачья смерть, – негромко произнес прапорщик, убирая в кобуру пистолет.

Прапорщик Козлов был ярым противником отмены смертной казни, а введение моратория считал чудовищной ошибкой, допущенной руководством страны в подобострастном стремлении угодить Западу. Поэтому в том, что он только что совершил, прапорщик не видел ничего предосудительного – напротив, он считал, что правильнее поступить было нельзя. Другое дело, что лежащий на полу насильник и убийца был расстрелян не по приговору народного суда, а по просьбе одного хорошего человека, которому прапорщик не мог отказать. Это могло обернуться массой неприятных проблем, и, чтобы их избежать, следовало принять кое-какие меры.

Прапорщик вынул из кармана острую заточку, старательно стер с нее отпечатки пальцев и, обернув рукоятку носовым платком, полоснул себя по левой руке. Камуфляжная ткань разошлась без единого звука, из неглубокого пореза хлынула кровь. Козлов вложил заточку в руку убитого кавказца и, зажимая рану носовым платком, торопливо зашагал к лестнице.

Глава 6

– Это похоже на банальное сведение счетов, – выслушав Михаила, сказал Дорогин.

Он придвинул к себе только что принесенную официанткой тарелку с горячим и стал аккуратно резать мясо. Михаил тоже отрезал кусочек, пожевал и кивнул:

– Есть можно. Ты знаешь, до сегодняшнего вечера я тоже так думал. И все голову ломал: кому же это я мог так насолить? А сегодня прихожу домой, а из квартиры все ценное какие-то сволочи вынесли. Дверь, само собой, взломана, а на столе в кухне – вот это.

Страница 43