Му-му. Бездна Кавказа - стр. 42
– Ясно, начальник.
– Тогда поехали. – Семенов включил камеру и навел объектив на разбитую физиономию кавказца. – Ваше имя и воинское звание?
– Габуния Зураб Вахтангович, полковник государственной безопасности Грузии, – без запинки ответил Кикнадзе.
– С какой целью пытались пересечь государственную границу Российской Федерации?
– Для выполнения задания руководства.
– Расскажите о задании.
Кикнадзе начал рассказывать. Семенов снимал, время от времени задавая наводящие вопросы и внимательно вслушиваясь в ответы, чтобы прервать съемку, как только его «актер» собьется или понесет отсебятину. Впрочем, нужды в этом так и не возникло: этот торгаш с рынка, в пьяном виде изнасиловавший женщину и зарезавший ее вместе с трехлетней дочерью, когда-то, видимо, получил неплохое образование и обладал хорошей памятью, так что текст он заучил едва ли не до последней запятой и воспроизводил с завидной точностью.
Когда последний вопрос был задан и ответ на него получен, полковник просмотрел запись. Кикнадзе тем временем закурил. Вид у него был довольный, прямо как у актера, только что вернувшегося за кулисы со сцены, где он с блеском сыграл трудную роль. Сыграно и впрямь было недурно. Семенов подумал, что, если бы получил эту запись из чьих-то рук, да еще и с соответствующими комментариями, она наверняка произвела бы на него впечатление. Конечно, в силу профессиональной привычки он заподозрил бы подделку, но как это проверить? Следов монтажа и каких-либо компьютерных фокусов на записи нет, она подлинная, и это единственный ее параметр, который поддается проверке. Сомнения после такой проверки все равно останутся, но это и к лучшему, потому что запись сделана именно для того, чтобы заставить кое-кого сомневаться во всем на свете…
Выключив камеру, полковник спрятал ее в чехол, а потом снял телефонную трубку и вызвал охранника. Тот вернулся, гремя ключами, и дал арестованному команду на выход. Кикнадзе шагнул в коридор, привычно заложив руки за спину. Прапорщик посторонился, пропуская его, и, прежде чем закрыть дверь, взглянул на Семенова. Полковник едва заметно кивнул, и прапорщик кивнул ему в ответ. Потом дверь закрылась, и стало слышно, как в коридоре охранник лающим голосом профессионального вертухая подает арестованному команды.
Они шли бесконечными коридорами – арестованный с заложенными за спину руками, радующийся, как ловко ему удалось скостить срок, обещавший стать пожизненным, и охранник, весьма довольный подвернувшемуся приработку, который, помимо всего прочего, был ему очень по душе. Дойдя до своей камеры, кавказец привычно замедлил шаг, готовясь стать лицом к стене, но вместо ожидаемой команды послышалась другая:
– Вперед.
– Куда идем, начальник? – удивился Кикнадзе, обернувшись через плечо.
– Разговорчики! – Прапорщик ткнул его в спину концом резиновой дубинки, а затем, неожиданно смягчившись, добавил: – В другую хату тебя приказано перевести. Другая статья – другие соседи, понял?
– А мои вещи?
– Поговори у меня! Будут тебе и вещи, и баба на ночь в оригинальной упаковке…
Миновав решетчатую стальную перегородку, разделявшую секции следственного изолятора, они стали спускаться вниз по громыхающей железной лестнице, пролеты которой были забраны густой металлической сеткой. Это было сделано, чтобы предотвратить возможные самоубийства, и Кикнадзе при виде этой сетки, как обычно, стало не по себе. Сетка красноречиво свидетельствовала о том, что даже те, кто строил это здание, понимали: жизнь здесь может показаться хуже смерти. Ему же оставалось только порадоваться, что его пребывание здесь надолго не затянется. Нет, бывает же на свете такое везение! А всего-то и понадобилось, что повторить в объектив камеры ту чепуху, что была написана на бумажке. Полковник госбезопасности… Ха! Да кто, находясь в здравом уме, поверит, что Реваз Кикнадзе имеет хоть какое-то отношение к спецслужбам?