Можно тебя навсегда - стр. 32
Несправедливо быстро после даты рождения появилось адово тире к дате смерти. Какого дьявола горбунья с косой забрала любящую жизнь Яну, оставив право на существование Богдану? Ей жизнь была нужна, даже без него – нужна. Ему – нет.
После работы он заехал в родную квартиру, где было тихо и пыльно. Шкаф в некогда семейной спальне по-прежнему был забит одеждой, в детской стояла коробка с игрушками Аришки. Богдан не смог выбросить, запретил матери и сестре приближаться к дверям, для верности, перед отъездом поменял замки. Сумасшедший дракон, стерегущий свои сокровища.
Долго лежал поперёк кровати, вдыхая запах острого отчаяния, неприятия, злости на мир и себя. Перебирал бельё в выдвижном ящике. Яны нет, а кружево не истлело, так же как и платье кобальтового цвета, так она утверждала. Последняя покупка…
Пить он начал в квартире, там же собирался закончить, если повезёт – распластанным телом под окнами многоэтажного дома. Закончил же дома, в съёмной комнате, сидя на кривой тахте, один на один с односолодовым виски, не сводя взгляда с монитора, разглядывая семейный фотоархив. Сотни, тысячи фотографий живой Яны и навсегда оставшейся девятимесячной Аришки.
Почему он проснулся в одной постели с Крош, Богдан вспомнить не мог. Кажется, её возмутило, что он заедает виски лишь квашеной капустой, пыталась затолкать в него мясо с картофелем. Он покорно жевал, не чувствуя вкуса еды, алкоголя, желаемого забытья, лишь боль, боль, боль… А ещё тёплые женские ладони в его волосах. Ласковые движения, без подоплёки и хитрости. Как же ему не хватало вот таких искренних, простых жестов, нежности, таящейся в них.
Уснул, сидя рядом с Крош, а проснулся лёжа… так же рядом. Благо полностью одетый, рубашка расстёгнута наполовину, ремень валялся на полу, всё остальное при нём, включая носки и часы. Женя спала рядом, уткнувшись носом в стену, а пухлой попой в его пах, с готовностью приветствующий утро. Сердобольная кроха побоялась бросить пьяного мужика один на один с горем и недопитой бутылью. Всё бы ничего, если бы не её ладонь, лежавшая на члене. И его реакция на тепло от полусонной ласки. В первое мгновение Богдан не мог открыть глаза от накатывающего удовольствия, граничащего с желанием жёсткого, быстрого, утреннего секса.
Грёбаный адище!
Он прислушался: Крош громко сопела в старенькие обои в жёлтый цветок. Попятился назад в попытке встать, не разбудив кроху. Мало ли, куда во сне ладонь упадёт. Учитывая положение руки, в случайность верилось с большой натяжкой, но сон есть сон. Точка. Другие версии Богдан отказывался принимать. Факт того, что эта самая ладошка на его причинном месте едва не взорвала мозг, заставив яйца сжаться в тупейшем желании продолжения, нещадно отметался.
Ладонь сжалась, Богдан выругался сквозь зубы. Крош вздохнула так, что невольно выбила мужской дух, вынуждая рефлекторно податься вперёд.
Ад! Нет же!
Он скатился с тахты и рванул в уборную, не оглядываясь, потом долго стоял под прохладным душем, гоняя мысли. С ним всё понятно. Проснётся в стоге соломы на конюшне, и его неминуемо будет поджидать утренний стояк. Что с Крош? Эротический сон?..
В то, что беременные – существа бесполые, думающие лишь о чепчиках для будущего младенца, Богдан не верил, знал по опыту с Яной – сексуальные желания возрастают. Но иметь к этому отношение не хотел. Не с чужой беременной!