Размер шрифта
-
+

Моя. И точка. Добыча хищника - стр. 39

До лестницы мы дошли молча. В коридоре стояли охранники. А когда мы поднялись на один пролет и рядом никого не было, Ахмад улучил момент, схватил меня за руку и прошептал:

– Ты уже отмылась после риса, джифа?

Кровь бросилась мне в голову. Джифа – это вонючка по-арабски. Какое он имеет право так меня оскорблять? С трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить и не уподобляться этому хаму, я выдавила из пересохшего горла:

– Ваш отец запретил вам оскорблять меня. И если вы не перестанете, то придется ему пожаловаться.

Вот так тебе, гад! Тебя же твоим оружием! Конечно, жаловаться Насеру я не собиралась, чтобы лишний раз не встречаться с ним. Но пусть знает, что такой вариант тоже возможен. Если этот наглец поймет, что между мной и Ястребом все хорошо, то побоится лаять. Это он смелый, когда беззащитную девушку можно тихо оскорблять. А пусть попробует с папашей сойтись лоб в лоб.

Ахмад вспыхнул и замолчал. Остаток лестницы мы преодолели в молчании. И я уже мысленно праздновала первую пусть маленькую, но победу. Это было роковой ошибкой! Мы дошли до моей комнаты. И как только я открыла дверь, он толкнул меня внутрь, влетел в комнату, захлопнул дверь и прижал к стене.

–Даже не вздумай рожать отцу! Моя мать была такой же, как и ты. Я особенный. И хочу остаться единственным особенным сыном своего отца. Мне плевать, как ты будешь выкручиваться. Но родить я тебе не дам!

– Отпустите! –я толкнула его в грудь.

Он схватил мою руку, зажал пальцы в болевом захвате. Второй рукой он сжал мне горло. Да так, что перед глазами поплыли цветные пятна.

–Ты уже была с отцом? Отвечай мне! Твой ребёнок уже здесь? –он отпустил мою руку и надавил на живот.

Пользуясь тем, что одна моя рука освободилась, я схватила его за руку и попыталась убрать ее со своего живота.

–Не смей ко мне прикасаться, маджнун! Псих! –прошипела я.

–Это ты маджнуна! То есть, одержимая джиннами! Я буду делать с тобой всё, что захочу! И когда захочу! –его рука скользнула с живота ниже.

Он задрал подол никаба и схватил меня за трусики, пытаясь их разорвать.

Я впилась ногтями в его руку и изо всех сил полоснула, старясь как можно глубже вонзить заострённые ногти со свадебным маникюром. Ахмад вскрикнул от боли, выпустил мою руку, которую до этого держал в захвате, и схватил меня за волосы, оттягивая их назад. Голову охватило кольцо дикой боли. Он тянул с такой силой, словно хотел сорвать с меня скальп. А цепкие, сильные пальцы второй его руки оттянули тонкую ткань кружевных трусиков и почти проникли туда, куда никому без спроса нельзя.

И тогда я завизжала от боли, обиды и страха. Ахмад отшатнулся назад, побледнел, выхватил из кармана какую-то круглую бляху и прошипел:

–Не смей! Ускот, шайтан! Заткнись, демоница! Твоя магия бессильна против меня! Изыди! Алла истер! Спаси, Аллах!– он вытянул руку с бляхой и помахал перед моими глазами.

Я замолчала, переводя дыхание. У этого гада был такой испуганный вид, что стало понятно: напасть еще раз он не решится. Я победила. Всмотревшись в бляху, я увидела тот же странный знак, который уже видела на руках жен Насера во время нападения, а потом на перстне генерала. Сейчас крупная бляха качалась перед моим лицом и можно было, наконец, в подробностях рассмотреть рисунок, который раньше сливался в одни сплошные чёрные волны. Теперь я заметила, что волны были летящими по воздуху длинными волосами четырех обнаженных женщин, которые образовывали крест в центре знака. Вокруг них по краям бляхи шли еще какие-то не то человечки, не то многоножки, не то загогулины. Боже, помоги мне вспомнить, где я видела этот знак! Может быть, это ключ к моему спасению?

Страница 39