Моя единственная - стр. 24

А захотел бы – трахнул прямо у прораба перед носом. И никто бы его не остановил. А главное, не уверена, что я сама была бы против.

Хороша дизайнер в «Формуле строительства». Ничего не скажешь!

Я вроде бы повзрослела. У меня появилась дочь, ответственность за сестру, серьезная работа. Только вот сейчас чувствую себя все той же дурочкой, которую раздели, зацеловали и облапали на жарком пляже в Турции.

Ничего не поменялось.

Мы – такие же…

Все тело дрожит от злости. Это реакция на собственную слабость. А вот Соболев серьезен и спокоен как никогда. Отодвигаюсь как можно дальше и отворачиваюсь, вспоминая знакомые улицы.

Правда, город будто стал меньше. Улицы – уже, проспекты – короче, высотки – ниже. Наверное, после Москвы так кажется. Привыкла.

Человек в итоге ко всему привыкает.

Улыбаюсь, вспоминая, как Ваня отзывается о нас, жителях столицы. Такой смешной, когда сердится.

Потом хмурюсь так, что брови неприятно сводит. Что я делаю? Снова думаю о нем?..

Расправляю плечи. Подобно центрифуге гоняю в голове только одну мысль.

Он. Меня. Обидел.

Сильно.

Не любил меня. И никогда бы не полюбил.

«Буду любить», – говорил Ваня, зная, что этому не суждено никогда сбыться. Увы, он однолюб…

Да, я скрыла нашу Элли. Нашу Алису. Девочку, которую рожала десять часов. В муках и слезах. Одна.

Да, я сбежала.

Соболев все это заслужил своим враньем. Заслужил.

Но…

Лишь иногда моя уверенность становится хлипкой и размазанной. Снова беседы с Яной Альбертовной вспоминаю.

Почему он тогда так страдал?

Пил? Сходил с ума? Много дрался на ринге и вне его?

Он с мамой практически не общается сейчас. Ее тогда чуть с должности мэра не сняли. Так громко шумел Ваня по ночам, что это и в Москве услышали.

В него будто бес вселился.

Или… я?

– Ну что ты ревешь? – прерывает он молчание первым. Улыбается по-доброму. – Хочешь, фотку Полкана покажу?

– Фотку? Ириски? – обернувшись, упрямо переспрашиваю.

– Полкана, – скалится, поправляя, но из внутреннего кармана все равно достает телефон.

Снимает блокировку и протягивает мне. Забираю так, чтобы не задеть его пальцы. Зачем нам лишние проблемы? Это бы разгрести.

Замираю, глядя на яркий экран. Смеюсь звонко. И провожу пальцем по кудрявой мордочке с черным носом. Надо же, сладкий какой вырос! Это похоже на встречу со старым другом.

Приятно.

Улыбаюсь, хоть и не собиралась.

– Как он? – спрашиваю, активно листая снимки.

– Нормально. Не жизнь, а малина. Спит, ест, гуляет…

– Спасибо, что заботишься о нем, – говорю тихо.

Фотографий пса у Соболева просто миллион. На прогулке, дома, даже в офисе. И… с маленькой Таей – дочкой Мирона и Мии. Девочку узнаю сразу, уж больно она на мою подругу детства похожа. Такая же темненькая, глазастая и красивая…

Когда неожиданно вместо малышки с Полканом-Ириской на снимке вижу полураздетую Алису Бах, вопреки здравому смыслу зависаю.

Душа, когда-то разорванная в клочья, воспринимает этот кадр как предательство.

Это моя собака…

И муж мой.

«Ты сама его бросила!» – вопит внутренний голос.

– Я не смогла сразу забрать щенка, – говорю, передавая телефон Ване. Он не любезничает, словно обнимает пальцами мою руку вместе с мобильным и кидает его на панель прямо перед собой. – Но сейчас я уже освоилась в Москве, если он тебе мешает… Я могу забрать…

Соболев громко хмыкает.

– Хер там, – кидает на меня темнеющий взгляд. – Это моя собака.