Мой самый нежный зверь - стр. 17
– Понятно дело, рублей, – хмыкает этот упырь, – больше ей не отработать. А так в бордель пристроим ее, глядишь, и отобьет должок. Щас вот сами только пробу снимем, так сказать, – ржет дебилоид, – только Мот с Кенарем подойдут. Хотя можно и без них начать, – добавляет уже равнодушно, снова затягиваясь.
– Вы мне двадцать пять торчите, – напоминаю этому юмористу.
– Нууу… – тянет настороженно.
– Я ее забираю. Остается двадцать три с половиной.
Холодов с Лисицыным как-то странно переглядываются.
– А говорил, что не хочешь девочку. На кой она тебе? – отмирает Лисицын.
Холодов оказывается куда сообразительней.
– Как это на кой? Хорошая девочка. Не потасканная. Для постоянного пользования самое то, – и, обращаясь уже ко мне, добавляет: – Забирай, если понравилась.
Слышу, что дверь за спиной открывается, внутрь вваливаются Светлянский с Шороховым. Жму им поочередно руки, потом вытираю ладонь об джинсы и иду по направлению к девчонке. Холодов встает из-за стола, сует окурок в засранную пепельницу и идет следом. Девчонка поднимает на нас заплаканные глаза и неотрывно следит за нашим приближением. Нервно оглядывается по сторонам, словно ища пути к отступлению, затем прижимает ладони к лицу и еще сильнее сжимается в комок.
– Вставай, – говорю ей.
Девчонка никак не реагирует, только начинает сильнее всхлипывать и скулить.
– Ты слышишь? Вставай давай, – я наклоняюсь к ней, протягиваю руку и осторожно трогаю за плечо.
Та вдруг отнимает ладони от лица, резко дергается и вцепляется мне в руку зубами. Отчаянно так. Со всей силы. Долго не отпускает, а когда отпускает, то кожа на тыльной стороне ладони, чуть выше к предплечью, прокушена почти до крови. Я озадаченно тру место укуса, на котором практически на глазах наливается сине-багровый кровоподтек, и не реагирую вовремя, когда Холодов злобно цедит:
– Ты че, сука?! – и, размахнувшись, бьет девчонку по лицу, – ты как себя с хозяином ведешь?!
Разгибается, поворачивается в мою сторону, видно, что хочет что-то сказать, но не успевает, потому что я хватаю его за шею и со всей дури двигаю башкой об стену. Тот валится на пол и больше не встает. Не уверен, что вообще встанет. Кажется, я слегка не подрассчитал усилия. Поворачиваюсь к стоящей позади троице и меряю долгим взглядом, чтобы уточнить, есть ли у них, так сказать, возражения по поводу сложившейся ситуации. Возражений ни у кого не находится, и я снова поворачиваюсь к девчонке. Та больше не плачет и по виду никак не реагирует на происходящее. Сидит с остекленевшим взглядом и не двигается. Я наклоняюсь к ней и осторожно подхватываю на руки. Оказывается, что для того, чтобы ее поднять, можно почти не напрягаться. Прижимаю ее покрепче к себе на случай, если начнет брыкаться, и невольно склоняюсь к ее лицу, почти касаясь губами лба, когда малышка обессиленно кладет голову мне на грудь. От ее волос пахнет чем-то сладким и приятным. И от нее самой тоже. Чем-то тонким и сладким. Немного еще потом. Видимо, предложить ей душ уебки не удосужились. Но пахнет не противно. Запах слабый и какой-то… бля… почти приятный… фруктовый немного. Надеюсь, это не обозначает, что я какой-нибудь латентный извращенец, раз мне нравится запах какой-то незнакомой девчонки.
Уже в коридоре, у самого выхода, меня в спину догоняет голос Лисицына: