Мой любимый суровый босс - стр. 57
— Здравствуйте! Тимофей. — Я повторил жест за мелким и тоже подал руку для пожатия.
— Ну-ка, подвинься. — Михалыч бесцеремонно отбросил в сторону мой рюкзак, поставил на его место раскладной стульчик, достал свою удочку и стал примащиваться между нами. — Я с вами присяду.
Громко откашлявшись, Михалыч вынул из старой консервной банки смачного длинного червя и надел на крючок. Забросив удочку, он затянулся самокруткой, всё это время зажатой в губах, и, громко откашлявшись, запыхтел серым дымом.
От запаха табака в желудке снова замутило.
Блядь! Бедные беременные женщины. Они ведь это чувствуют постоянно.
Я выпил минеральной воды и, делая вид, что всё хорошо, уставился на поплавок.
— Плохо тебе? — спросил дед и пахнул дымом мне в лицо.
— В смысле? — спросил я, оторвав взгляд от воды.
— В смысле, опохмелиться хочешь? Я ж вижу, что тебе нехорошо. — Он потянулся к внутреннему карману своей фуфайки.
— А-а! Нет. Спасибо. Я больше не пью. Я вот лучше минералки. — И снова открыл бутылку и сделал глоток.
— Ну как хочешь. Если что, у меня есть, — прохрипел старик.
— Спасибо. Буду иметь в виду.
Солнце поднималось выше. Становилось жарко. Я снял куртку, отложил её в сторону и опять перевёл взгляд на поплавок.
— Эх, старый я дурак! — недовольно протянул дед и шлёпнул себя ладонью по лбу. — Я Зинку выпустить забыл, козу. Вань, — одёрнул он мальчишку, — сбегай-ка ты ко мне и открой сарай. Пущай животина погуляет хоть по двору и не мучается. Не то опять до обеда орать будет. — Он достал из кармана ключи и протянул их Ивану, указывая на погнутый ржавый ключ: — Вот этим откроешь, понял?
— Понял. А можно я ваш велик возьму?
— Бери.
Иван воодушевлённо поднял велосипед и начал опускать сиденье.
— Только это… колесо мне не пробей! — крикнул старик вслед уже отъезжающему Ване.
— Постараюсь!
Хм… у него что, своего велосипеда нет?
Рыба совсем не клевала. На солнце меня начало размаривать. Поэтому я решил хоть на пять минут прикрыть глаза и посидеть в тишине. Только Михалыч мне этого не позволил. Он опять громко закашлял, а потом спросил:
— А-а-а… э-э-э… ты Аринкин, аль нет?
И он туда же. Я думал, мы удовлетворили у всех соседское любопытство.
— Планирую им быть. А что? — Я открыл глаза и посмотрел на старика.
— Да в общем-то ничего. Аринка — девка хорошая. Правда, здешних кавалеров всех распугала, — сказал дед, взял в руки удочку и перебросил крючок в сторону.
— Почему распугала? — Мне стало интересно послушать о Воронцовой от незаинтересованного лица.
— Да ясное дело. Одинокая она. А одинокая баба всегда злая.
Я бы назвал её строгой. Но слово «злая» к ней совершенно не клеится.
— Вы её с детства знаете?
— И её, и мать с отцом, Царство ему Небесное, — ответил старик и перекрестился.
— А что с ним случилось?
— Помер. Ваньке года три тогда было.
— Умер от чего?
— Ни от чего. Просто сердце остановилось, и всё.
— А мать её где?
— Да какой же ты кавалер, если не знаешь о ней ничего? — Михалыч укоризненно посмотрел на меня.
Я ведь реально, по сути, ничего о ней не знаю.
— Я её начальник, — попытался оправдаться я.
Дед тяжело вздохнул.
— Она с Николаем развелась, когда Аринка ещё в школе училась. Он здесь жил с матерью своей, а Людмиле с дочкой квартиру в городе оставил. У Людки уж третий муж. А Колька так всю жизнь один и прожил. Сначала мать схоронил, а потом и сам… прости, Господи! — Он снова перекрестился.