Мой любимый шотландец - стр. 27
– Тише! – прошипела она, потом съежилась, видимо, смутившись, что шикнула на него.
Люциан положил на тарелку первую попавшуюся выпечку, давая девушке возможность взять себя в руки.
– Почему «Офелия»? – тихо повторила мисс Гринфилд. – Да ведь она просто чудо!
– Вам доводилось ее видеть?
Взгляд девушки заметался по зале, заметил Люциан краем глаза. Она разговаривает с ним лишь для того, чтобы не привлекать внимания. Несомненно, на них и так уже все смотрят. От женщин у Люциана и правда отбоя не было, однако их интересовала лишь его спальня, и на подобных светских раутах те же самые женщины стремились увести от него своих драгоценных дочерей и племянниц как можно дальше и скорее. Милая беседа с мисс Гринфилд надолго не затянется.
Люциан повернулся как раз в тот момент, когда девушка нехотя развернулась к нему. Ее лицо он уже успел изучить – на носу россыпь веснушек, губы мягкие и сладкие. Глаза темные и блестящие, словно шоколадки на тарелке. Он ничуть не обольщался на ее счет, поскольку отлично помнил пощечину, которую она ему залепила. Мисс Гринфилд левша, и только поэтому ей удалось застичь его врасплох, как Люциан понял позднее, – удара слева он никак не ожидал. Да что там, он вообще не ожидал удара: вне ринга на него никто не отваживался поднять руку. За эту пощечину ее зауважала бы сама Айоф Бирн…
– Я видела репродукции, – сообщила девушка. – Должно быть, в натуральную величину и в исходном цвете она поистине завораживает.
– Завораживает, значит, – повторил Люциан.
Она вздернула подбородок.
– Эта картина – непостижимая, она вызывает чувство неизбывной тоски… Как и все работы прерафаэлитов, кстати. Насколько понимаю, «Офелия» воплощает их главные принципы. Мне думалось, что, посмотрев на картину подольше, я смогу разгадать тайну братства.
– У прерафаэлитов есть тайна?
Она кивнула.
– Нечто в их технике придает сюжету сочность и романтичность, но не приторность, делает его причудливым, но не слащавым. – Мисс Гринфилд говорила быстро и совсем не то, что сказала бы обычная девушка. Ему подумалось, что так выражаются персонажи романов.
– Неужели у вас не вызывает неприятия, что Офелия вот-вот покончит с собой? – спросил Люциан с неприкрытым сарказмом. Ему следовало бы успокоить девушку, а не шокировать, однако его раззадорили ее маленький курносый носик и наивный восторг перед смертью от утопления.
Неожиданно ее взгляд смягчился, словно они перешли к обычной беседе.
– Я предпочитаю думать, что героиня умерла от неразделенной любви, – сообщила Хэрриет, – и нахожу это скорее трагичным, нежели заслуживающим презрения.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Значит, вы считаете трагедию завораживающей?
Она чуть нахмурилась.
– Я считаю, что каждый заслуживает любви, за которую готов умереть.
Он удивленно хмыкнул.
– Офелия умерла не ради Гамлета, – заметил Люциан, – а из-за него.
Он это знал, поскольку старик Грэм иногда таскал его в театр на пьесы Шекспира, пытаясь хоть немного окультурить подростка-невежу.
Складка между бровями мисс Гринфилд углубилась.
– Похоже, разница для вас существенная.
– В любом случае это неважно – ни один человек не стоит того, чтобы ради него умирать.
Она посмотрела на собеседника необычайно серьезно.
– В таком случае мне вас очень жаль, сэр!
У Люциана перехватило дыхание – из него словно вышибли дух. Он опустил взгляд на тарелку, заполненную дорогими деликатесами, пробовать которые даже не собирался.