Мой любимый - муж сестры - стр. 20
— Нет конечно! Когда бы я это делала? И на хрена?
— Резонно. Слышь, Абрамова, — взгляд снова на неё, — на хрена бы она это делала, если и сама надралась, как падла?
— Ну так она себя и не снимала, ты что думаешь! Всех засветила, кроме себя.
— Пруфы есть?
— А то! У директрисы в ноуте. И, наверняка, у этой в телефоне. Если не удалила уже, конечно.
— Ну… Тоже резонно. Слышь, Крылова, просто покажи телефон.
— Идите вы знаете куда, — пячусь я, но упираюсь спиной в девчонок. Оговорочка «если не удалила уже» говорит сама за себя: при любом исходе виноватой останусь я. — Я ничего не снимала и никого не сливала. И если вы не отвалите, то я… Я…
Немая сцена, словно они все ждут что же «я», а я… Я не знаю, что «я». К директрисе точно уже не побегу.
— Иди сюда, — Антон вдруг увлекает меня в сторону, скрываясь от девчонок за ряды с одеждой. Смотрит в лицо так хмуро и внимательно, что я чувствую себя едва ли не на допросе в полиции. Вот уж не думала, что он так умеет. — Давай как на духу, твоя работа?
— Нет, — мотаю я головой, и вместе с мгновенно проснувшимися молоточками «тук-тук-тук» по мозгам, меня обдаёт очередной волной…
— Да блин, уймись ты уже, Крылова! — ржёт Тарасов, и, одной рукой держа руль, второй пытается утрамбовать меня обратно на заднее сиденье. — Потерпи, сейчас местечко потемнее будет, тогда.
Я тоже хохочу, но всё-таки перестаю пытаться обнять его прямо здесь и сейчас. Вся эта возня такая весёлая, что мне кажется, будто парю в каких-то радужных облаках. Не надо ни о чём думать, ни о чём переживать, ни на кого обижаться… Мне так хорошо и свободно, что хочется улететь! И я лечу, лечу… Но просыпаюсь вдруг от прикосновения холодных рук к груди:
— …Так, блин, как это у тебя тут расстёгивается вообще?.. Приподнимись, слышь? Неудобно так…
Эта очередная волна воспоминаний подкрепляется плотным знакомым ароматом от склонившегося сейчас надо мной Тарасова, и я словно ощущаю вдруг лицом тепло его шеи и колкость обветренных губ на своих щеках…
— Аллё, Вероник! — возвращает меня в реальность голос. — Тогда как ты объяснишь, что на видосе есть все, кроме тебя?
— Понятия не имею! Я и видоса-то самого не видела.
Тарасов ещё пару минут смотрит на меня пристально и кивает:
— Ладно, пошли!
Выволакивает обратно к девчонкам, ставит перед ними.
— Короче, отвалите, это не она.
— Да ладно! — вскидывается Абрамова, — а кто тогда?
— Не знаю. Но не она.
— Да с чего ты взял? Где доказательства?
Тарасов окидывает меня очередным хмурым взглядом и пожимает плечом:
— На доверии.
— Нормально… — возмущается кто-то из девчат, а Янка поджимает губы:
— Доверии? А ты, Антош, не попутал, случайно? Не боишься, что Смирнова о твоём «доверии» узнает? Из того же самого видоса, между прочим! Там и с тобой много интересного!
— Слышь, Абрамова, — угрожающе, подаётся он вперёд, — а может, это ты попутала? Или не…
— Так это чего тут за сборище? — перебивает его окрик уборщицы. — По карманам лазите? Какой класс? Ну-ка быстро к директору!
Мы бросаемся врассыпную, как тараканы — через все доступные щели. И как-то так получается, что к боковому выходу я добираюсь одновременно с Тарасовым. Едва не треснувшись лбами, замираем оба, и Антон галантно ведёт рукой:
— Только после вас, мадам!
— Благодарю, монсеньёр! — прыскаю я… Но тут же осекаюсь. Вся эта дурашливость снова вдруг до жути отчётливо напомнила то, с чего начался вчерашний капец. Финал, которого я, кстати, до сих пор не помню. — Антон, слушай… а что у нас вчера было, а? Я вообще не помню!