Мой идеальный негодяй - стр. 20
Внутри меня пылал огонь и рвался наружу. Ревел мощно и сильно, заставляя испытывать томление плоти.
Я рисовала картины с преобладанием оттенков огненного цвета и позволяла Яну касаться меня там, где нельзя. Представляла, как он входит в меня – мощно, неудержимо, до конца. Я отдавалась ему со всем пылом и позволяла себе думать, что это правильно, навсегда.
Я грезила и умирала от счастья, засыпала с именем Яна на губах. И было прекрасно, если он разговаривал со мной в сети – так мои мечты становились ярче и не такими уж призрачными. Я верила, что однажды всё, о чём я придумываю, обязательно случится.
В реальности мне доставались прикосновения, не имеющие ничего общего с моими фантазиями. Хотя, если поднапрячься, то можно было сочинить и вложить смысл в каждый жест Яна, но я старалась этого не делать, а с замиранием сердца ждала, что однажды… Но ничего не случалось.
Мы дружили – вот это я поняла хорошо. Да, он иногда смотрел на меня так, как хотелось, но всё это и близко не стояло с моими понятиями о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной.
Наверное, я ему просто подходила, как друг. Возможно, Яну было интересно со мной общаться, но на девушку его мечты я, увы, не тянула. И эти мысли не придавали уверенности, я гнала их прочь, но чем дольше мы с Яном встречались, тем сильнее стучали молоточки в висках, забивая в мозг отравленные горькие слова.
– Я тебе не нравлюсь? – слетело с моих губ, прежде чем я успела себя одёрнуть.
В тот день я впервые попала в квартиру Яна. Согласилась, хоть и не без внутреннего сопротивления. Это в собственной постели я смелая, раскованная, роковая. А в жизни – очень забитая и связанная по рукам и ногам принципами, что вбивали в голову всем девочкам в доме Айдановых: девушка должна быть скромной, ненавязчивой и не легкодоступной.
Впрочем, самой старшей, Марине, видимо, эти принципы то ли до конца не привили, то ли воспитывали не так строго, то ли Марина, повзрослев, плевала на всё и вела себя так, как ей нравилось.
Не могу сказать, что старшая сестра – образец для подражания, но изредка я ей слегка завидовала: она принадлежала самой себе и не обязана была подчиняться дяде и тёте.
Осознание собственной неидеальности давило на мозг. Может, поэтому я решилась задать этот дурацкий вопрос. Кажется, сто лет назад Ян сказал, что я ему нравлюсь. Но с той поры ничего не изменилось. Может, я ему нравлюсь, как человек? А как девушка – полный ноль?
Брови Яна взлетели вверх, как две птицы. Красивые брови. Но, наверное, для меня нет в нём ничего отталкивающего. Я бы и хотела найти что-то в нём неправильное, но не могла.
– Ты очень нравишься мне, Несса.
Мы сидели на его кухне – единственном месте в квартире, что выглядело ультрасовременно и дорого. Всё остальное – обычное. Ничего особенного.
Я всё ломала голову, как в нём уживается образ Золотого Мальчика и вот это: потрёпанная машина, обычная квартира. Всё это вызывало любопытство, но по негласному правилу я ни о чём не расспрашивала. Если Ян хотел, рассказывал сам о себе или делился мыслями.
К слову, и от меня не требовал выворачиваться наизнанку. Не расспрашивал о семье, больше не порывался провожать до дома. Чутко угадывал сигналы «стоп», которые я расставила, как смогла.
– Почему ты об этом спрашиваешь? – посмотрел он на меня внимательно.