«Мой друг – инопланетянин!» - стр. 32
Сопровождаемый Крупской и Каменевым, я прошел прямо в императорский зал, где меня уже ждали товарищи из ЦК. Поздоровался, выслушал странноватое приветствие Чхеидзе. Надо заметить, что, вопреки киношно-книжным версиям моего появления в Петербурге, на мне был надет котелок, а не кепка, как многие позже описывали. Я, действительно, купил в Стокгольме кепку, чтобы быть ближе к образу пролетария, но в сутолоке забыл ее в вагоне.
Не ответив на приветствие Чхеидзе – уж больно оно было нравоучительным, – я развернулся и вышел назад на перрон, к солдатам и матросам. Они встретили меня торжествующими криками. Сквозь бурлящую толпу я выбрался на площадь. Кто-то помог мне вскарабкаться на броневик, и я начал свою первую речь:
– Дорогие товарищи, солдаты, матросы и рабочие! Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию, приветствовать вас, как передовой отряд всемирной пролетарской армии…
Мне оставалось только благодарить эрудицию, невероятную логику и убежденность тела Ильича. Слова складывались легко, я, как бы плавал во флюидах многотысячной толпы, которая отзывалась на каждое слово торжествующими выкриками. Было ясно – меня здесь ждали. Более удачного момента для возвращения представить было трудно. Хотя конечно, что и говорить, немецкие денежки также сыграли свою роль…
Шумела толпа на улице, ломилась в двери, требуя меня. Броневики выстроились у Финляндского вокзала. Их прожектора резкими снопами прорезали темноту и освещали улицы Выборгской стороны.
Снова зазвучала «Марсельеза», официальная часть приема была окончена.
Под звуки оркестра и крики тысячной толпы, среди красно-золотых знамен, освещаемых прожекторами, я вышел на парадное крыльцо и сел в крытый автомобиль. Но эта попытка не удалась – солдаты и матросы, заполнили площадь и улицы. Автомобиль не пропускали. Мне пришлось выйти. Я взобрался на крышу авто и начал новую речь.
–… Участие в позорной империалистической бойне… ложью и обманом… грабители капиталисты…
Я изрядно устал, но мне пришлось пересесть на броневик и двинуться на нем в сопровождении рабочих отрядов и воинских частей к Сампсониевскому мосту, в резиденцию большевиков – дворец балерины Кшесинской. По дороге мне приходилось выступать чуть ли не на каждом перекрестке.
– Да здравствует Социалистическая Мировая Революция!..
Броневик медленно плыл среди людского моря в далекую молочно-туманную даль, освещаемую мощными снопами прожекторов…
Один из них на мгновение ослепил меня, и я прикрыл глаза.
А в следующую секунду обнаружил, что стою на кухне своей петербургской квартиры.
***
Рядом со мной, за столом, сидел незнакомый мужчина лет тридцати с крупными чертами лица и волевым подбородком. На руках проступали вены, он был поджар и мускулист. Спокойно, с дружелюбным выражением он смотрел на меня. Я, все еще в прострации после пережитого, также молчал.
– Привет, меня зовут Арнольд, – дружелюбно приветствовал он меня.
– Какого черта? Какой Арнольд? Товарищ, почему вы сидите на моей кухне? Где Петр? – Я засыпал его вопросами.
– Димыч, да я и есть Петр. Только выгляжу по-другому, мне, знаешь ли, прежнее тело поднадоело уже… да и неприятно вспоминать: его же убили все-таки. А тут, – он с легким самодовольством напряг мускулы – я подразвил кой-чего.