Мост - стр. 23

– Раскройте на последней странице, – говорит добрый доктор.

Я дисциплинированно листаю до конца. На последней странице – два рисунка.

– Что делать? – спрашиваю. Все это как-то по-детски.

– Видите короткие черточки? Четыре на верхнем рисунке, пять – на нижнем?

– Да.

– Дорисуйте стрелочки, чтобы получились соответствующие векторы силы.

Я открываю рот, чтобы спросить, но Джойс вскидывает руку:

– Больше я вам ничего сказать не могу. Не имею права давать подсказки или отвечать на вопросы.

Я беру фломастер, пририсовываю, что велено, и отдаю альбом доктору. Он глядит и кивает.

– Ну что? – спрашиваю.

– Что «ну что»? – Он достает из выдвижного ящика тряпку и протирает страницу, а я кладу фломастер на стол.

– Я правильно сделал? Врач пожимает плечами.

– Что такое «правильно»? – грубовато спрашивает он, пряча альбом, фломастер и тряпку обратно в ящик. – Будь это экзаменационный вопрос, я бы счел, что вы с ним справились. Но мы не на экзамене по физике. Это всего лишь психологический тест, и он должен был о вас кое-что рассказать. – Он снова царапает в блокноте серебряным карандашом с выдвижным грифелем.

– И что же он обо мне рассказал? Джойс опять пожимает плечами, глядя в свои записи.

– Не знаю, – отвечает он ворчливо. – Что-то должен был рассказать, но что именно – не знаю. Пока.

Очень хочется садануть по его серовато-розоватому носу.

– Понятно, – киваю. – Что ж, надеюсь, я был чем-то полезен для развития медицины.

– И для меня. – Доктор Джойс смотрит на часы. – Хорошо, думаю, на сегодня все. Запишитесь на завтра, просто на всякий случай, но, если никаких снов не будет, позвоните, и мы отменим встречу. Согласны?

– Ну и ну! Да вы просто мигом обернулись, мистер Орр! И как оно прошло? Как по маслу? – Безупречно вышколенный секретарь врача помогает мне надеть пальто. – Не успели прийти и сразу уходите? А как насчет кофе?

– Нет, спасибо.

Я гляжу на мистера Беркли и полицейского – они снова в приемной. Мистер Беркли в позе эмбриона лежит на боку, а охранник сидит в кресле и попирает своего подопечного стопами.

– Мистер Беркли сегодня – пуфик для ног, – гордо сообщает мне Молодой-Да-Ранний.

В просторных помещениях верхнего яруса высокие потолки, в безлюдных коридорах широкие толстые ковры густо пахнут сыростью. На стенах – панели из тика и красного дерева, в окнах – бронзовые рамы; стекла голубоватые, как хрусталь с примесью свинца; за ними виднеется окутанное туманом море. В стенных нишах, точно слепые призраки, старые изваяния давно забытых бюрократов. Огромные, потемневшие от времени полотнища знамен наверху – как тяжелые рыбацкие сети, развешенные на просушку. Их легонько колышет прохладный сквозняк, тот самый, что шевелит древнюю пыль в сумрачных высоких коридорах.

В получасе блуждания от клиники я обнаруживаю старый лифт напротив гигантского круглого окна с видом на море. Окно ничто так сильно не напоминает, как циферблат стеклянных часов без стрелок. Дверь в кабину открыта, внутри на высоком стуле почивает седой старик. На нем длинная бордовая ливрея с блестящими пуговицами, тонкие руки скрещены на животе, окладистая борода распластана по груди, и в ритме дыхания поднимается и опускается седая голова.

Я кашляю. Старик не просыпается. Я стучу по торцу дверной створки:

– Эй!

Он вздрагивает всем телом, отнимает руки от живота и, чтобы не полететь со стула, хватается за рычаги управления лифтом. Щелчок, и створки идут навстречу друг другу со стоном и скрипом. Но беспорядочно машущие руки снова ударяют по медным рычагам, заставляя створки расступиться.