Морские волки. Германские подводные лодки во Второй мировой войне - стр. 30
Одна лодка сообщала метеоусловия. Затем в журнал внесены приказы командования. В контакт с конвоем вошла еще одна лодка. «Вижу конвой», – передавал ее командир. Затем зафиксирован сигнал с еще одной лодки: «Потопил два судна на 16 000 тонн и одно 7000 тонн; два дня назад торпедировал корабль класса «Орион», но не видел, затонуло ли оно».
Далее следует радиограмма с лодки, возвращающейся домой: «Потоплено девять судов на 51 086 тонн». И снова сообщение от лодки, атакующей конвой: «По меньшей мере двадцать судов. Курс юго-запад. Эскорт слабый. Одно судно потоплено». Еще одно сообщение: «Перископ не работает, возвращаюсь. Потопил три судна на 15 000 тонн. Торпедировал танкер «Ателлер», но не видел, как он тонул».
Капитан-лейтенант Рольман, из радиожурнала которого взяты эти выдержки, сам потопил судов на 22 000 тонн, эсминец «Уерлвайнд» и военный танкер, другой командир потопил судов на 30 000 тонн, а большая лодка – на 23 000 тонн. И так далее – погони и атаки. Первый золотой век подводных лодок был в самом расцвете. Как и предсказывал Дёниц, более короткие пути приносили дивиденды.
Поход одной лодки, длившийся только одиннадцать дней, который адмирал назвал «примерным и исключительно успешным», был типичным для тех дней. Пусть эта лодка останется анонимной.
Ветреным дождливым утром команда лодки в своей оливково-зеленой морской форме выстроилась напротив префектуры в Лорьяне. Крики французских детей, игравших вокруг бывшей оркестровой сцены, почти заглушали напутственную речь адмирала, который оказался в Лорьяне во время одного из своих молниеносных визитов. Он хорошо знал этих людей и уже как-то их провожал. У них за плечами было шесть походов. Некоторые из старшин, стоявших перед ним навытяжку, зелеными юнцами служили с ним в довоенные годы на «каноэ».
Точно в 9 часов лодка отошла от пирса и исчезла за дождевой завесой, следуя за лоцманским судном. На лодке было 41 человек команды, 11 торпед, 8 артиллерийских снарядов, продуктов на семь недель, полный запас топлива и смазки. Мерно гудели дизели. Командир, опершись о перископное гнездо, говорил:
– Глядеть во все глаза, парни. Погуляли – и хватит. Теперь за работу. Всем вниз, кроме верхней вахты.
Вечером на мостике появился механик.
– Эта французская смазка, которую мы взяли, жидковата, командир. Температура воды в системе охлаждения немного выше нормальной. Мы добавили немного старого немецкого масла, но это не помогает, потребление гораздо выше нормы.
– Отлично, – сказал командир. – Ну и что теперь?
– Это означает чувствительное снижение максимальной скорости хода на больших отрезках.
– И сколько же нам можно?
– По моим оценкам, не больше тринадцати, командир, – ответил механик.
– Проклятье! Я думаю, ты что-нибудь придумаешь.
– Мы уж все, что в голову пришло, перепробовали. Я затем и пришел, чтобы доложить.
Командир выругался и тут же спохватился:
– Этим горю не поможешь. Надо сообщить на базу.
Ночь прошла без приключений. Едва появился намек на рассвет, вахтенный офицер крикнул с мостика вниз, в центральный пост:
– Скажите командиру, что светает. Будем делать пробное погружение?[33]
И тут же впередсмотрящий по северо-восточному сектору сообщил о дыме на горизонте:
– Доложите командиру: дым справа восемьдесят!
Новость пробежала по лодке со скоростью степного пожара, и люди, которые только что лежали в полудреме, повскакивали с коек. Командир взлетел на мостик. Лодка изменила курс и прибавила скорость. Над горизонтом постепенно стали вырисовываться силуэты двух судов, идущих в западном направлении. Лодка легла на параллельный курс, против ветра и волн. Брызги летели на мостик. Наступал серый и холодный день. Садилась роса, видимость была весьма умеренной. На горизонте внезапно появились ленточки дыма, которые, постепенно увеличиваясь, составили облако.