Морские нищие - стр. 32
Они прошли в зал попроще и заняли место за общим столом. Микэль начал жаловаться на свои затруднения с прошением Иоганна.
А Иоганн шагал по улицам рядом с Бертой. На нем была новая, только что сшитая портным синяя курточка с резными пуговицами и штаны, нарядно отделанные коричневыми шнурками. На плечах топорщились не обмятые еще буфы, и плечи от этого были широкими, как у взрослых. А главное – у него появились башмаки с цветными отворотами. Иоганну казалось, что все смотрят на них. Это его и смущало и радовало. Веселая Берта тоже поглядывала в его сторону и болтала:
– Да ты настоящий красавчик, Иоганн! Недаром хозяйка предсказала тебе счастье. Пришел заморыш заморышем, и как тебя в те поры ветром не сдуло, удивительно! А теперь-то! Ай да нидерландец из Мариембурга! Ай да разноглазый счастливчик!
Она подхватила его, подняла и звонко поцеловала. Ленты ее чепца защекотали мальчику шею. Он рассмеялся.
– Ну вот, давно бы так! А то как больной старичок – никогда не улыбнешься. Все о чем-то думаешь, что-то будто вспоминаешь.
Сзади послышался тихий, елейный голос:
– Бедняжке есть что вспоминать. Свою греховную жизнь у еретиков-родителей.
Берта обернулась и увидела экономку приходского священника, караулившую кого-то вблизи городской водокачки. Берта рассердилась:
– Какая греховная жизнь у такого малютки?… Какие еретики? Что вы плетете, матушка Труда?
Экономка поджала губы и, подражая хозяину-священнику, закатила глаза:
– Ты слышишь, о Господи, как нынешние девушки стали отвечать старшим? Дерзость! Неповиновение! Своеволие! Вольнодумие! Вот и моя Эмилия такова. Пошла будто бы за водой, а на деле, верно, лясы точит, ленивица, ведет самые непозволительные разговоры! Но Господь все видит, все слышит!
– Вы, матушка Труда, хотите строже Господа Бога быть! – огрызнулась Берта. – Вам всюду грех чудится. Мальчику десяти лет, может, не исполнилось, а вы его грехом укоряете. Родителей его в глаза не видали, а еретиками зовете. Эмилия ваша очереди за водой небось дожидается, а вы ее подстерегаете, как вора. Заглянули бы лучше в свою собственную совесть, нет ли там какого изъяна!
– Ай-ай-ай! – заахала экономка, и тугие сборки серой юбки заходили на ее тощих боках. – И такой своевольнице поручают малое дитя! Чего не наглядится оно, чего не наслушается в кабаке, где хозяйка – неразумная вдова, а служанки – дерзкие ветреницы!
Берта вспылила:
– А зачем же вы бегаете к неразумной вдове что ни день то за вином, то за сидром, то за кусочком пожирнее да послаще? Вы всегда клянчите только до завтра, а отдать собираетесь на том свете угольками!.. Вон она, ваша Эмилия! Совсем ее заездили, еле плетется. Идем, Иоганн!
Мальчик, отведя испуганный взгляд от посеревшего лица взбешенной экономки, засеменил за Бертой.
– И такому разноглазому змеенышу достанется все богатство дуры Франсуазы! – прошипела вслед ему экономка.
– Торопись! – крикнула Берта бледной, худенькой девочке лет пятнадцати, согнувшейся под тяжестью полных ведер. – Хозяйка твоя приготовилась грызть тебя. Чего ты у них служишь, не понимаю! Уж лучше в самом бедном доме работать, чем у такой ведьмы! Забеги к нам как-нибудь, потолкуем о твоей судьбе. Может, матушка Франсуаза пожалеет и возьмет тебя к себе.
– Приду… – чуть слышно ответила Эмилия и заторопилась, расплескивая воду и спотыкаясь.