Морист - стр. 6
– Дурочка, от тридцати пяти до пятидесяти – лучший возраст мужчины. Он уже мудр, но еще и силен! Пойдем скорее. – Инесса крепко схватила под руку смущенную и боязливую тридцатилетнюю девицу.
– Об этой твоей детали я умолчала, мог испугаться. И как такое вообще могло быть! Петь в ансамбле… и не трахаться ни с кем! Мне вот уже… Она подула на усы… – а я…
Инесса была старше Льва Александровича на неопределенное число лет, имела мужа – администратора известного в столице ресторана, куда все друзья ходили обедать, – а я без секса дня не могу прожить!
Снег, медленно вальсируя, падал, осыпая скромную Натальину горжетку и богатую доху усатой дуэньи своими нежными хлопьями, и вновь вальсировал, заметая старую улочку, мостик, за которым невдалеке серебрился глотком замерзшей воды купол крохотной церквушки, и вальсировал, и попадал в глаза, влажно целуя, точно мать, провожающая дочь, целует, пряча слезы…
– Здесь.
– А почему вывески нет?
– Вывески нет. Да.
Вторая, застекленная дверь не открывалась.
– Она закрыта, – робко сказала Наталья.
– Ты ее не к себе, а от себя. Дуреха.
И дверь легко открылась, впуская их в небольшой вестибюль, откуда мраморные ступени, покрытые бордовой ковровой дорожкой, вели наверх, а над ступенями торжественно светились хрустальные люстры.
– Вы к кому? – выглянуло из деревянного скворечника равнодушное лицо.
Сейчас скажет, что принимать не велено. Наталья спряталась за лисьи хвостики.
– Ко Льву Александровичу.
– Здесь подпишитесь, – сказало лицо, выкинув им на черную полочку новенький гроссбух. – Поразборчивей.
– Я подпишу. – Инесса поставила две закорючки. Книга исчезла.
– Проходите.
По мраморным ступеням поднимались они, люстры позвякивали пискляво, как летучие мыши. Мелькнул и скрылся на втором этаже сероголубой Сидоркин.
В приемной секретарша, вежливо улыбнувшись Инессе, Наталью окинула полупрезрительным взглядом, окончательно ту смутив. Наталью потрясли итальянские туфли, экстравагантный костюм и дикая стрижка лимонного цвета. Секретарша выглядела, как кинозвезда.
– Лев Александрович, к вам дамы.
Наталья покраснела. Надо же, заметив изменение цвета Натальиного лица, поразилась Инесса, сто тысяч лет не видела никого, кроме нее, кто был бы способен покраснеть.
– Кто у него? – поинтересовался Сидоркин.
– Дама одна, его старая знакомая, а с ней, по-видимому, племянница ее, провинциалочка. А что, собственно? Служебный контакт.
Сидоркин отчего-то впал в глубокую задумчивость.
– Вы стихи переписали? – секретарша лениво жевала принесенную ей импозантным из четвертого сектора американскую шоколадку. И шоколад у них дрянь, думала она, а живут – вот нам только позавидовать им остается.
Сидоркин сел на стул, аккуратно и неподвижно, как тушканчик.
– Я вас спрашиваю, Сидоркин? – секретарша отложила недоеденную шоколадку в ящик стола. – Вы стихи принесли?
– Я все-таки тут заведующий сектором, – Сидоркин поспешно вскочил, – почему именно я должен слагать оды, я, конечно, готов для директора все сделать…
– Вы же говорили, Клара Германовна сочинила?
– Так была же справедливая критика принесенного поздравления.
– Конечно! – секретарша подкрасила губы. – Было штампованно, банально, стандартно, а надо оригинально, ярко, красочно, интересно. – Она убрала помаду в сумочку.
– Потому и пришлось мне переписать. – Сидоркин протянул ей листок.