Морист - стр. 2

– Вот, скажите Сидоркину – пусть всю эту информацию он включит в стихи!

– А где Сидоркин? – секретарша оглядела приемную. – Вот недотепа!

– Но, главное, любимец женщин!

– Сидоркин?! – секретарша потрясенно подняла брови. – Никогда бы не подумала!

– Да не Сидоркин, а наш шеф. Любят, любят его бабы.

Дверь приоткрылась. Босой, худой мужчина с длинной бородой и красной веревочкой на долгих жирноватых волосах сначала заглянул, улыбаясь, а затем и вошел.

– О, Николай Каримович, как вы кстати, – обрадовалась секретарша, – у Льва Александровича крайне унылое настроение, а ваш массаж так поднимает тонус! Сейчас я ему скажу, что вы пришли, – она нажала кнопку, – к вам Николай Каримович. – Кивнула пришедшему. – Он просит вас зайти.

Босой, поклонившись секретарше и пожав руку импозантному, скрылся за директорской дверью.

– Что – сейчас массажик ему – туда-сюда, ля-ля-ке-баб, так сказать?

– Разумеется.

– А чего он босой-то?

– Николай Каримович перенасыщен энергией и потому ходит по снегу босой.

– Не доверяйте вы всем этим экстрасенсам! Они жулики настоящие! Дурят нашего брата.

– Вашего брата? – секретарша не расслышала. Она уже надела дубленку и закрывала ящики стола. – Надо же, – вдруг проговорила она, прислушавшись, – даже не хихикает. Он всегда так доволен, когда Николай Каримович им занимается. А сегодня – мрачнее тучи.

– Что-то случилось?

Она не ответила.

* * *

Через полчаса секретарша, выстояв недлинную, правда, очередь в кассу, купила приятненькие французские румянчики. Тип-топ. Ля-ля-ля. Когда она возвратилась в институт, у ее стола, в углу, бледно и торжественно, как знамя, высился пропыленный массажист. Он надел носки.

– Вы в носках, Николай Каримович? – удивилась секретарша.

– У вас тут синтетики много, – как бы оправдываясь, объяснил йог и мануалотерапевт, – вредно, знаете ли, босыми-то ступнями да прямо по синтетике.

– А мой там?

– Уехал Лев Александрович, уехал. Иностранец какой-то, а, да, швед…

– Когда обещал вернуться?

– Сразу домой. Жена ужин готовит. Меня звал. – Ящерка улыбки скользнула по лицу Николая Каримовича. Он не чужд, не чужд мирских, суетных страстишек, отметила секретарша с легким удивлением, одновременно соображая, не сбежать ли прямо сейчас, но опасение, что могут быть важные звонки, на которые она не ответит, и тогда шеф… пригасило ее порыв. Спряталась и ящерка.

– Люблю я Льва Александровича, – исповедовался чуть позже массажист, – но странною, знаете ли, любовью: когда он под моими ладонями точно младенец ежится да корчится, потягушечки такие порастушечки выходят, прямо поцеловать его хочется мне, будто ребеночка, слабенького, беспомощного, а как встанет во весь свой рост, как нахмурится, ну ей-богу, царь Николай.

– Ну, уж и совсем непохоже.

– Похоже.

– Ну, нет, непохоже. На Александра Первого и то больше.

– Да, да, – Николай Каримович закивал, закивал, – его-то я в виду и имею.

– Ой, – вдруг ойкнула секретарша, – что-то у меня в поясницу кольнуло.

– Вступило?

– Кольнуло.

– Коли кольнуло, то и до того, чтобы вступило, недолго ждать. Сделаем массажик.

– Да? – секретарша отвела глаза и вздохнула.

– Сделаем, милочка, предупредим болезнь; болезнь-то проще предупредить, нежели вылечить.

Секретарша, пару секунд помедлив, открыла дверь и прошла в кабинет директора; там, во второй комнате, притулилась зелененькая кушеточка. Со сладкою грустью на челе мануалотерапевт шел следом.