Моногамия Книга 2 и Книга 3 (старая редакция) - стр. 23
{Tom Odell - Grow Old with Me}
После ухода Марка я привожу себя в порядок, и поднимаюсь к Алексу. Он лежит на животе в своей огромной спальне, одетый в тёплый тёмно-синий батник, на голову накинут капюшон. Спрашиваю:
-Ты зачем оделся? Замёрз? Принести тебе тёплое одеяло?
-Нет, я просто выходил на террасу подышать.
- В одном только батнике в такой холод? Тебе мало одной пневмонии?
-Я совсем ненадолго выходил.
-Как ты встал, сам?
-Нет, Марк помог.
-Смотри, тут Марк оставил документы, на которых должна быть твоя подпись. Давай я помогу тебе сесть, и ты прочти их сейчас, пока не спишь, потому что он завтра заедет за ними, а я не хочу потом специально будить тебя из-за этого, хорошо?
-Хорошо. Но я всё сделаю сам.
И он действительно поднимается и садится сам, опирается спиной о высокий борт кровати, берёт документы и начинает читать. Я радуюсь тому, что дела наши не так уж и плохи, как стращал Марк.
Иногда Алекс поднимает на меня глаза и смотрит, смотрит очень странно, так, будто что-то хочет сказать, но никак не решается. Я пытаюсь помочь ему:
-Говори, что ты хочешь сказать мне?
-Я… просто… спасибо, что помогаешь…
- Да не за что, - отвечаю я, но остаётся ощущение, что он не это вовсе хотел мне сказать.
Алекс погружается в долгое чтение, что–то чёркает на бумаге. Внезапно он склоняет голову и закрывает глаза рукой. У меня всё обрывается внутри: если у него проблемы со зрением, это может говорить только об одном, о метастазах в мозг, а это уже конец…
-Ты плохо видишь, Алекс? - мягко спрашиваю.
- Нет, просто голова кружится, - отвечает он.
Из меня предательски вырывается выдох облегчения, и мы оба понимаем почему, поэтому Алекс смотрит на меня, смотреть ему как будто действительно тяжело.
- Давай я почитаю их тебе вслух? А ты потом просто подпишешь?
- Давай.
И я читаю, а он слушает, но не просто слушает, а правит буквально всё, и со всеми его правками я, экономист и финансовый аналитик по образованию, полностью согласна: и неустойка слишком высокая, и график оплаты слишком растянут, и пеня не 0,1%% должна быть, а 0,01%% за каждый день просрочки, согласно общепринятой практике, и так далее и тому подобное. Я правлю и улыбаюсь, улыбаюсь широко и счастливо, потому что несмотря на болезнь, на слабость, на бесконечно вводимую в него химию, на облучение, несмотря на постоянные обмороки и тошноту, голова его работает превосходно, и это говорит только об одном: Тони прав, он живой и здоровый внутри, а тело его ослаблено тяжёлой пневмонией, химией и облучением, но рак ещё не добрался до его мозга, а значит придёт время, и мы победим!
***
В конце концов, мы пережили лечение, курс был окончен. Алекс едва живой, худой, слабый, почти не передвигался. Он был тихим и практически постоянно спал. Но он жил. Рвота и тошнота прекратились, теперь ему нужно было хорошо питаться и крепнуть, и моя задача и проблема – накормить его. Он по-прежнему не может есть, но капельницы Тони запретил, иначе организм разучится питаться самостоятельно.
Я кормлю Алекса с ложечки как маленького ребёнка, он глотает с трудом, а я целую его, всякий раз, как у него это получится. У него отвращение к любой еде, но всё ещё есть желания, и одно из них – ощущать тепло и вкус моих губ. И он всё время смотрит мне в глаза своим долгим неповторимым взглядом.