Моногамия Книга 2 и Книга 3 (старая редакция) - стр. 12
Прошло около трёх часов, Алекс спал всё это время, дышать ему было тяжело. Это дыхание тревожило меня больше всего, я нервничала, и вдруг, мне пришло в голову, лечь рядом с ним. Обняв его, сразу же почувствовала, что он горячее, чем должен быть. Стала будить - мне нужен был термометр, чтобы измерить ему температуру. Алекс с трудом, очень большим трудом пытался сообразить, чего я хочу от него: я поняла, что его сознание отключается. Кинулась сама шарить по всем бесчисленным шкафам, полным всякой всячины, но в этом доме не было таких простых и самых важных вещей! Вернулась к нему и прижалась: Алекс стал ещё горячее, мне уже не нужен был термометр, я мать, и я знаю, что у него около 39-ти или выше по шкале Цельсия. Я смотрю американское кино, и потому мне известно, как вызвать помощь. Слышу свой голос будто со стороны, звоню, называю адрес, перечисляю симптомы, говорю им, что Алекс задыхается. Кладу трубку и слышу кашель, всё сильнее и сильнее. У моего сына астма и этот кашель мне знаком до боли. Но в этом шикарном доме нет лекарств, таких, какие есть у меня дома. Если б я только была дома! Тащу Алекса на террасу, он пытается сопротивляться, я объясняю, что ему будет там легче дышать до приезда машины emergency. Он ругает меня за то, что вызвала врачей, наотрез отказывается куда-либо ехать и снова приступообразно кашляет. Успокаиваю его, глажу по голове, ведь я знаю: скоро будет удушье, это вопрос времени. Сейчас всё дело во времени. Главное чтобы нам хватило его до приезда врачей.
И они приехали. Приехали вовремя: к тому моменту Алекс уже был почти без сознания. Я не врач, но знаю, что у него пневмония и отёк лёгких. Знаю, потому что я мать. Не все врачи уроды, есть те, кто спасает, но есть и те, кто гробит самых дорогих и близких нам людей из-за своей некомпетентности, невнимательности, безответственности. Я никогда не доверяю докторам полностью, все назначения детям всегда перепроверяю и консультируюсь у нескольких специалистов.
В машине emergency у Алекса случается приступ удушья, врачи профессионалы, они пытаются спасти его, я знаю, что сейчас его жизнь в их руках, я верю им, хочу верить. Я смотрю на их работу и молюсь, молюсь, молюсь.
5. ГЛАВА 5
Алекс в искусственной коме. Он лежит в кислородной маске, весь в медицинских трубках, он далеко, но его сердце всё ещё бьётся. Из его лёгких аппарат откачал больше литра жидкости, его руки исколоты.
Айболит, с которым я беседовала по телефону, сообщил мне хладнокровно, что из комы Алекса выведут сразу же, как только его лёгкие очистятся и смогут работать. Если это произойдет, конечно. Шансы малы, но есть, добавляет он участливо. Идиот, он не знает, с кем связался: я устраиваю скандал в больнице, мне не впервой. Главврач приезжает ночью, чтобы утихомирить меня, но я чётко даю ему понять, что речь идёт о грубейшей врачебной ошибке: они отправили домой ракового больного с тяжелейшей пневмонией, которую умудрились не заметить у него. Они убеждают меня, что действовали в строгом соответствии с протоколами. Конечно! Всё дело в их системе: по протоколу они проверяли всё, что было связано с операцией, но никто и не подумал элементарно прослушать его. Субфебрилитет был, да, но это нормально, ведь он послеоперационный больной. Я с трудом осознаю весь полнейший идиотизм системы протоколов лучшей в мире медицины, но, самое главное, врач проигнорировал мой звонок и ту информацию, что я дала ему, а ведь это его работа менять диагноз и назначения, если ситуация меняется. Понимаю, меня с моими знаниями могло и не быть рядом, и Алекс был бы уже мёртв. В их глазах страх - речь идёт не о судебной тяжбе, я сделаю всё, чтобы это дело решилось тюремным сроком.