Монино детство. Новелла о 80-х - стр. 3

Мулатки, похожие на раздетых кукол, и мольба в глазах Крысы были настолько комичны, что мы с Лехой заржали и оставили карты новому владельцу. Тем более, что Ирке их уже не вернешь – к чему травмировать чистую душу?

***

Чижик уже поджидает у Иркиной двери. Смотрит с надеждой, ножками сучит, так курить ему хотца.

– Пацаны, есть заку…

– Щазз!

Ирка открыла дверь. Глаза у нее на полвторого: «Тсс! Папа только прилег!»

– Случилось че?

Ирка аж трясется, тянет меня за рукав и ведет в свою комнату.

– Смотрите!

В аквариуме сидит горбатая бирюзовая ящерица с хохолком на башке и выпученными глазами.

Мы обступили аквариум, и ящерица деловито завертела глазами-конусами, рассматривая нас. На автомате у меня в голове прозвучал восторженный голос Николая Дроздова: «В дождевых лесах Амазонии вы встретите много удивительных зверей».

Чижик сделал умное лицо и заявил:

– Достойная игуана! Фазер привез?

Ирка посмотрела на него с жалостью.

– Сам ты игуана. Это хамелеон, он меняет цвет!

Леха гаденько ухмыльнулся.

– Знавал я одного хамелеона. Он двух мулаток так отхамелеонил, что теперь не понятно, где дама пик и где валет бубей.

Мы с Чижиком загоготали.

– Тсссс! – зашипела Ирка и посмотрела на Леху с такой ненавистью, что я аж заревновал. – Дурак! Это настоящий, из Никарагуа!

– А что он ест?

– Это проблема, – сказала Ирка. – Дыню он есть не хочет. Но когда на дыню села муха, он ее – раз! – и слямзил.

– Так, где у тебя энциклопедия? – спросил я, ища глазами на полке. – Вот, нашел! «Хамелеоны обитают…» А вот: «Основой рациона хамелеонов служат насекомые – саранча, сверчки и личинки восковой моли». Так, дальше: «Взрослый хамелеон может съесть до семи сверчков в день».

– И где я возьму семь сверчков в день? – обреченно спросила Ирка.

– Может, он еще маленький и ему нужно только три? – осклабился Леха.

– А где я возьму три сверчка в день? – спросила Ирка еще обреченней.

– Уже не говоря о трех личинках восковой моли, – философски заметил Чижик.

– А хамелеоны съедобны? – все нарывался Леха.

– Ладно, – вмешался Чижик, – что будем делать? Где взять сверчков?

И тут меня осенило!

– Во Дворце пионеров есть кружок натуралистов. У них там кузнечиков хоть завались!

– Точно! В аквариуме! – подтвердил Чижик. – Пойдем, попросим?!

– Ага, так нам их и дали, – усмехнулся Леха.

– И что же делать?

– Украсть! – оживился Леха. – Музыка там до девяти, а ботаники в восемь закрываются. Тихо войдем, сделаем дело, и все чики-пики.

И приказал Ирке:

– Делай домашку, а мы за жратвой для игуаны.

– Это хамелеон!

Мы решили отсидеться у Чижика, чтобы не отвлекать Ирку от алгебры и не будить ее отца.

Только мы вышли покурить на балкон, вернулась Чижикова мама, и нас с Лехой чуть не выгнали взашей за то, что мы «вечно сбиваем Витечку с истинного пути».

Мы искренне раскаялись, пообещали никогда больше не курить и отдали ей пустую пачку от «Явы». В нас вбухали борщ, ежики, потом чай с плюшками, и мы были прощены.

Часы пробили восемь. Пришло время делать дела.

Мы шагали ко Дворцу пионеров с таким важным видом, будто собирались убить Юлия Цезаря, а не скоммуниздить сверчков для Иркиного хамелеона.

– А что нам за это будет? – спросил я.

– Ничего не будет, если никто не узнает, – успокоил меня Леха.

– Пацаны, мож, покурим перед делом? – предложил Чижик, достав из куртки мятые сигареты, и мы, конечно, покурили.