Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни - стр. 22
Все эти размышления я имею побуждение высказать в преддверие Великого Поста.
Как мы ни легкомысленно живем, но мы все же живем лучше в Великий Пост, как мы ни мало постимся, но все-таки лучше всего постимся в Великий Пост, и как мы ни плохо молимся, все-таки лучше всего молимся в Великий Пост, и было бы так прекрасно, если бы это улучшение наше в Великом Посту в нашей жизни и в смысле исполнения Поста, и в смысле создания нашей молитвы не прекратилось бы с окончанием Поста и наступлением Пасхи, а продолжалось бы и вошло в нашу жизнь.
Аминь.
Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В Великом Посту все время перед нашим умственным взором стоит Голгофа, все время в церковных Богослужениях, в церковных песнопениях и молитвах, в наших коленопреклонениях, во всем настроении Великого Поста содержится это чувство Голгофы.
Для человека нужно что-то напоминающее ему о высшем, чтобы он не потонул в повседневной мирской жизни. Нужно нечто помогающее, что бы его подымало и давало ему силы все время чувствовать «главное» в жизни, а «главное» только то, что соединяет человека с Господом, что дарует ему спасение, что ведет его к жизни вечной. В нашей повседневной жизни самый большой грех – наше крайнее легкомыслие, наше небрежение к этому главному.
Как часто человек задумывается о смысле жизни лишь тогда, когда Господь пошлет ему какое-нибудь тяжкое испытание, и он, как бы силою обстоятельств приведенный к необходимости осмыслить свою жизнь, начинает хоть сколько-нибудь думать о главном.
Но мы, считающие себя верными, также нуждаемся постоянно в помощи, чтобы помнить о вечности, иметь мысль о спасении, страшиться напрасно, бесполезно для дела спасения проводить время.
Ведь если бы человек всегда перед собой держал этот вопрос о вечной жизни и если бы он видел, как мало дней дано ему для того, чтобы себя приготовить к вечной жизни, – каким бы ему показалось безумием, что он это малое разбрасывает и разбрасывает совершенно без всякой пользы для дела своего спасения.
Великий Пост – великий наш помощник. Святая Церковь здесь благодатными силами своими нас подымает из праха мирского, возводя нас на Голгофу, тем самым наш дух освобождается от приковывающих нас к земному праху цепей.
Был когда-то много раз повторявшийся спор о славянском языке, т. е. спор о том, надо ли переводить Богослужение на русский язык? Как всегда кажущееся истиной для нашего мирского рассудка при более глубоком уразумении вопроса оказывается совсем не истиной, – так и здесь. Вопрос, кажущийся столь простым и ясным для многих, думающих, что славянский язык – это есть какая-то старина и пережиток и что просто не хватает смелости признать очевидную истину, что лучше молиться на всем понятном языке, – этот вопрос совсем не так прост. И такое его решение совсем не истина, а глубочайшее заблуждение. Богослужение должно совершаться именно на славянском языке, на древнем языке. Причина такого утверждения ясна для тех, кто решает вопрос не на основании мирских размышлений, а на основании духовного опыта. Этот духовный опыт показал людям, что язык разговорный, на котором ведутся наши мирские разговоры, перенесенный в Богослужение, влечет за собой мирские воспоминания, и наша мысль, и без того блуждающая невесть где во время молитвы и занимающаяся своими мирскими делами, от этого мирского языка при Богослужении еще более уносится в сферу чисто мирских забот.