Мона Ли. Часть вторая - стр. 22
Мона отошла от окошка кассы. Паспорта у нее не было. Просить отчима? А он – вдруг? и не отдаст ей всех денег? Ничего себе, номер. Мона пошла в группу. Стешко строчил статью, опровергающую критику в адрес картины, нажимая на то, что картина, собственно, еще в стадии монтажа и озвучания.
– Что тебе? – Стешко был зол, – Мона? Что ты ходишь, как привидение?
– Юр Давидыч, – Мона сделала так, как делала это раньше – сложила губы в умильное сердечко, – а мне денег в кассе не дали.
– Почему не дали? – спросил Стешко, вымарывая фразу, – я все подписал, иди, выясняй.
– Они сказали, пусть… ну, отец получает, – Мона всхлипнула.
– Ну, пусть отец и получает, – Стешко говорил невнятно, потому, что держал во рту колпачок от ручки, – я тут причем? Удочерить тебя не могу, жена не поймет. Мона, иди, а? На тебе, – Стешко похлопал себя по карманам и вытащил мятую трешку, – хватит?
– Спасибо, – Мона взяла деньги.
– Не забудь про озвучку!!
– А Семен Ильич тоже будет? – Мона постаралась сказать это как можно равнодушнее.
– Верховского не будет, за него Шантырь озвучит, тембр такой же. Мона, ну что ты пристала? Ты видишь, я занят? Иди уже…
Забежав к девочкам в костюмерную, Мона Ли аккуратно распорола карман курточки и достала сотенную.
– Никто не разменяет? – спросила она. Все промолчали, только самая старшая, Клавдия Ивановна, возвращая дрожащими руками ножницы в жестяную коробочку, покачала грустно головой:
– Моночка, у нас зарплаты-то по 85 рублей, а то ты не знаешь. Это же какие деньги огромные, целых СТО рублей!
Мона попыталась разменять деньги в буфете, у администратора картины, у народного артиста, в самой кассе – ей везде отказали. Со студии она поехала в Матвеевское, на занятия по математике. Её репетитор, доцент кафедры экономгеографии, больше всего боялся этих полутора часов. Мона была непробиваемо тупа.
– Просто фантастика, – говорил несчастный, – как такая красивая девушка не может понять, что такое – катет? Мона, где вы были, когда на уроках геометрии проходили азы?
– Не помню, – говорила Мона, вытянув под столом длинные ноги, на которые доцент старался не смотреть пристально, – наверное, на съемках была, а что? Репетитор брал по десять рублей, и Мона протянула ему сотенную.
– Да где я вам сдачу найду? – доцент вышел на кухню, где старушка мама пересиживала его уроки, – мама, разменяешь? Старушка так напугалась, что доцент вернул деньги Моне, – отдадите на следующем занятии. Если я доживу, конечно…
Истратить деньги было решительно невозможно и, уже совсем отчаявшись, Мона Ли встала в длинную, змеевидную очередь, сползавшую со 2 этажа ГУМа, из секции «Обувь». Бились за финские зимние сапоги на «манной каше». Мона простояла до вечера, пока перед ее носом не закрыли секцию.
– Нет сапог, нет! – уставшие продавщицы буквально выталкивали всех на лестницу, – нет, и на складе нет!
Зверски хотелось есть и Мона, купив мороженого, села на ступеньку, и грызла холодное земляничное за 20 копеек и понимала, что жизнь пошла куда-то не туда.
В школе, наоборот, те же самые противные девчонки, обзывавшие Мону Ли выскочкой, «ой-ну-подумаешь», «недоделанной звездой» и прочими словами, которые умеют говорить девочки в 14 лет, вдруг стали лучшими Мониными подружками, притащили ей груду конспектов, сидели с ней в пустом классе, наперебой вдалбливая в хорошенькую головку то, что она, головка, вместить не могла. За это Мона отвечала на все вопросы – кто на ком женат, кто с кем развелся и правда ли, что актеры в жизни такие же нормальные люди, как в кино. Что касается мальчиков, то одноклассники до сих пор немели и краснели при виде Моны, а вот старшеклассники звали Мону на свидания, подкидывали ей записочки в портфель и по вечерам стояли около дома – просто так, случайно – шли-шли, да остановились покурить.