Размер шрифта
-
+

Мона Ли. Часть вторая - стр. 21

Весь следующий месяц Мона Ли прожила, как в лихорадке, мотаясь на электричке к репетиторам в Москву, зубря математику и русский язык – предметы, которые она ненавидела люто, как впрочем, и все, что связано с ПРАВИЛАМИ. Про Верховского долетали только слухи – летом ждали выпуска нового многосерийного фильма с ним – в главной роли. Архаров снялся там же, но в эпизоде. Девчонки с «Госфильма» по секрету рассказали Моне о драке, произошедшей между Архаровым и Верховским, и сгорали от желания услышать что-то от самой Моны, но она только приложила ладонь к губам, и сидела, уставившись на плакат с Верховским, где он, положив ногу на ногу, склонился к гитаре, перебирая струны. Он любит меня, я знаю, он меня любит…


Стешко встретился ей в монтажной, поманил пальцем, написал на бумажке – не забудь, озвучка! – и, помахав в воздухе рукой, уставился в монитор. На студии на каждом шагу встречались знакомые, друзья, студия жила своей жизнью, готовились в летние экспедиции, кругом царил веселый беспорядок и суматоха. Мона была здесь – как дома. Но она почувствовала какое-то легкое, едва заметное отчуждение – хотя по-прежнему ловила на себе восхищенные и завистливые взгляды, но что-то изменилось. Как будто кто-то отнял у нее власть. Она стала такой же, как и все, пусть и необыкновенно красивой, но – такой же.

На Архарова она буквально налетела на проходной.

– Ну, здравствуй, Мона … – Архаров был один, и явно опаздывал.

– Привет, Саш. – Мона отвернулась, но Архаров схватил ее за рукав.

– Ты не считаешь, что нам нужно хотя бы поговорить? Хотя бы?

– О чем? – Мона стояла и смотрела, как вахтер проверяет пропуска. Нам говорить не о чем.

– Ну, как знаешь, – Архаров всегда вспыхивал моментально, – нет вопросов. Давай, давай, может быть, кому-то повезет больше, чем мне, – и, оттолкнув ее, перепрыгнул через вертушку.

– Пацан, – сказала сама себе Мона Ли.

Глава 9

Моне Ли перестало везти в жизни. Казалось, прежде она и не замечала подобных мелочей, и все как-то образовывалось само собой, без её участия. Она привыкла к карманным деньгам, привыкла к тому, что ее балуют, достают ей модные шмотки, водят на престижные показы, она привыкла ездить на машине, и вообще – не задумываться над завтрашним днем. А тут все изменилось. Началось же все с того, что она, вытряхнув все, что валялось в сумочке, на стол, поняла, что денег-то у нее и нет. Набрав на рубль мелочи, она посчитала, сколько ей нужно на дорогу до Москвы, на дорогу назад, на то, чтобы перекусить в кафе – и… ничего не осталось. Просить у отчима не хотелось, у Танечки – тем более. Мона поехала на студию, встала в очередь в кассу бухгалтерии, и, как во все предыдущие годы, назвала свою фамилию, и, ожидая, пока суровая кассирша шелестит листами ведомости, рассказывала кому-то о съемках в Гурзуфе.

– Вашей фамилии нет, – кассирша отложила ведомость, – следующий.

– То есть как это – нет? Мона вытаращила глаза, – да я главную роль сейчас сыграла, и меня нет в ведомости, вы что??

– Сходите к главбуху, проверьте! Это ошибка.

– Ошибки нет, – кассирша смотрела на Мону сквозь стекла очков, – ваша зарплата выписана на имя вашего отца, вот – Коломийцев Павел Павлович. Или приносите от него доверенность и свой паспорт, и получайте деньги, или лично пусть ваш отец приедет и получит.

Страница 21