Мона Ли. Часть вторая - стр. 11
За Моной ухаживали, Моной восхищались, у нее брали автографы, с соседних столиков присылали Шампанское и цветы, а под утро даже началась драка, впрочем, к дракам Мона привыкла и вышла из зала ресторана, не обращая внимания на дерущихся и свистки милиции. Ночевала она у подруги, живущей в коммуналке, правда, в Замоскворечье, но из окна ее комнаты открывался потрясающий вид на Москва-реку. Уснуть не удалось, Ниночка достала бутылку «Алиготе», липкие конфеты и яблоко, и они пили вино, смотрели в окно и говорили о любви. Ниночка училась на третьем курсе, успела выйти замуж, развестись и получить после развода комнату, потому считала свою жизнь вполовину удавшейся. Она была травести, особых амбиций в мечтах у нее не было, светил ей только Детский Театр, зайчики, козлики и роли мальчишек-школьников в кино. Ниночка обладала прекрасным характером, была оптимисткой, совершенно не умела завидовать и делать кому-то гадости. Конечно, с таким набором добродетелей делать ей в театре было абсолютно нечего. Мону она просто обожала, восхищалась, отдавала ей свои вещи и баловала, как могла. Мона, привыкшая все принимать с достоинством наследной принцессы, позволяла себя любить, не давая, впрочем, ничего – взамен. Ниночке страстно хотелось выведать у Моны всю «правду» о ее необыкновенных способностях, ведь Мону считали если не колдуньей, то уж явно не такой, как все.
Ниночка все заходила то с той, то с этой стороны, чтобы вывести Мону на откровенный разговор о ее сверхъестественных способностях, – а вдруг Мону к нам закинули пришельцы с НЛО? Или йетти? Или Мона – дочь шамана? Или ее мать – знахарка и летает в ступе? Вот, было бы чем похвастать перед однокурсницами. Мона Ли, хотевшая одного – спать-спать-спать, посмотрела на бледнеющие в зимнем рассвете огоньки на ёлке и сказала:
– Нин, прости, у меня такая привычка, я, если спать захотела, могу стоя уснуть.
– Ой, ну конечно, – Ниночка стала раскладывать диван, сейчас я постелю, я-то привыкла ночами не спать! – Тут резко и оттого громко зазвонил телефон в коридоре. – Ой, меня! – Ниночка выскочила, не прикрыв дверь. – Да! Светка! Привет! И тебя! И тебе! И любви! И ролей мне, а тебе денег! А ты где? На съемках? А где? На курорте… в Крыму, что ли? Ого, Сочи это вообще… а потом куда? А разве ты катаешься на горных? Молодец ты какая! Светка, счастливая ты! А с кем встречала? Сашка? Иди ты! И с кем, с женой? А она кто? Вагановское? И не говори. И не говори. А ты? Ну, давай, целую! Много не пей, поздравь наших, все, целую! – и перешла на шепот.
– Представляешь, – Ниночка влетела в комнату, – мне сейчас Светка звонила, с режиссерского факультета, она в Сочах, во дает! Там бассейн в Интуристе! Они даже в полночь в сауне встречали, вот это да! И Архаров там, с новой своей. Балерина какая-то, – Ниночка вдруг сделала страшные глаза и замолчала. – Ой, Мона… прости.
– Что – прости? – Мона сидела на диване, обняв колени руками, – прости? За что? Я не люблю Сочи, и в сауне у меня голова болит.
Сказав это, Мона легла, не раздеваясь, натянула на себя плед и отвернулась к стене.
1 января утром, Архаров с балериной отправятся на Красную Поляну, где выпускница Вагановского училища врежется на крутом спуске в дерево, получит тяжелейший перелом бедра и сотрясение мозга и уже никогда не выйдет на сцену.