Молодая жена - стр. 8
– Да нет, это ни при чем… – Маня не глядела Алексею в глаза. – Очень как-то все быстро… Надо подождать.
– Ждать не приходится, все ж у меня хозяйство.
«На что мне твое хозяйство? – с тоской подумала Маня. – Хоть бы догадался, про любовь сказал… А он, наверное, и слова этого не знает».
Но Алексей понял.
– Маня, – сказал он тихо, – Антонина моя была баба твердая, неласковая. А на вас я гляжу – вы на нее не похожие. Только бы, Маня, между нами согласие было! Только бы согласие! Все тогда для тебя сделаю. Скучно мне одному-то, честно скажу вам, Маня!.. А кого попало замуж брать я не хочу…
Но слова «любовь» Алексей так и не сказал, вместо него, видно, сказал «согласие».
Расстались они, еще в деревне огни не гасили. Когда Маня подошла к своему дому, из палисадника выскочила Валюшка… Услыхав, что Алексей зовет расписываться, подскочила от радости.
– Вот погуляем-то! И Володьке нос утрешь: еще пожалеет, что взял там какую-то… – И попросила: – Мань, дашь мне на свадьбу шарфик твой надеть розовенький?
Первый желтый лист и первый холод. Днем в Лугове пусто: все уходят в Воротово на молотьбу. К вечеру возвращаются домой на Мишиной трехтонке, запорошенной желтой половой.
– Не маленько этот год соломки наворочали. Егор Павлович сказал, излишку на топку отпускать будут.
– Шикарно больно на топку-то, и коровке скормишь. Червонная соломка-то, пушистая!
У тетки Агаши к Маниному приходу – белая лапша, запеченная картошка, соленые грузди, изрубленные с луком.
– Садись, Валек, закуси с нами, – предложила тетка Агаша. – Кисель еще сейчас внесу.
– Сказала матери? – улучив минутку, шепотом спросила Валюшка у Мани. – Э, да ты разве скажешь! Хочешь, я?
После ужина Маня ушла в огород, легла в межу за побуревшую картофельную ботву, а Валюшка дипломатично подступила к тетке Агаше.
– Ты что за докладчик? – оборвала ее тетка Агаша. – У нее у самой что, язык отнялся? Вот я ее сейчас из картошки рогачом выгоню! Невеста сопливая!
Потом все трое сидели на огородной меже и разговаривали горячо, но негромко, чтобы не слышали соседи.
– Не думается мне, чтобы по душе он тебе был, этот Алексей, – говорила тетка Агаша. – Ты Володьке досаду хочешь сделать. Гляди, девка, как бы самой себе досады не нажить. На какого нарвешься, а то и жизни не рада будешь. Я с твоим Алексеем хлеба-соли не ела, но, думается, в рот ему палец не клади… Народ-то помнит, как его в плохой год из колхоза словно ветром сдуло. Кому-кому, а уж ему-то и тогда жить можно было: не полный угол у него иждивенцев, и в ту пору в штиблетах, при галстучке ходил.
Валюшка поспешила Мане на помощь:
– Что ж, тетя Агаша, он парень культурный, интересный…
Тетка Агаша сердито махнула здоровой рукой:
– Понимаешь ты! Культурный, интересный! Что шляпу-то надвинет на белесые-то бельмы, так тем и культурный? Где у них, у таких-то вот, культура была, когда разбеглись, колхоз без единого механизатора оставили? Пока горькая нужда была, носились с ихним братом: механизатор в деревне – первый человек. Кому чего нельзя, а Алексей этот, бывало, колхозным тракторишком себе клин запашет – от света до света не обойдешь. А потом, как из колхоза-то смылся, катит, бывало, на своем велосипеде со спиртового, а бабы с тяпками тюкаются на поле. «Привет, – кричит, – тетеньки! С сорнячком воюете?»