Молодая жена и несносный характер в придачу - стр. 25
Соланж метнула из-под пушистых ресниц злой взгляд и фыркнула:
– Это точно. В твоем случае стоить из себя благородного господина – самый, что ни на есть, низкосортный фарс.
Леону стало неловко за свое непристойное предложение, озвученное возле туалетной комнаты, но он не подал вида, что раскаивается в содеянном.
– Ты вела себя, как гризетка, поэтому нечего удивляться, что кто-то оценил твои прелести по достоинству, – вместо извинений выдал он и тут же пожалел, что высказался не подумав.
Соланж вся подобралась, вцепилась пальчиками в его ладонь, так и норовя ноготками продырявить перчатки и расцарапать кожу в кровь, опустила подбородок и, сверкая исподлобья ненавидящим взглядом, выплюнула:
– Да неужели?! Ты явно давно не видел гризеток, раз не в состоянии отличить честную девушку от пропащей, провинциальный болван.
В душе всколыхнулась волна ярости. Никто не смел так разговаривать с Фармасом, даже в бытность его учебы в училище. Он стиснул Соланж так, что ей дышать стало тесно, и проскрипел в розовенькое аккуратное ушко:
– Поосторожней в выражениях, милая. Иначе я за себя не ручаюсь.
– Да что ты мне сделаешь, неповоротливый громила? – пыхтела, точно рассерженный ежик, она, силясь высвободиться. – Духу не хватит показать всем свое истинное лицо.
Это стало последней каплей, переполнившей изрядно пошатнувшееся за вечер терпение Фармаса, в трусости его еще никто не обвинял. Он заметил в углу зала небольшую нишу, скрытую колонной и складками плотной синей портьеры, и утянул туда упирающуюся девушку.
Зажав Соланж в узком закутке, Леон навис над ней и, задыхаясь от гнева, выдохнул:
– Не надо меня провоцировать, Сола. Иначе я займусь твоим воспитанием. Отец вконец тебя избаловал.
Зеленые глаза потемнели, в них отразилось неконтролируемое бешенство, и девчонка выпалила:
– Только попробуй хоть пальцем меня тронуть, шут неуклюжий! Пожа…
Договорить ей Фармас не дал, заткнув бранчливый рот настырным поцелуем. Соланж сцепила зубы и замычала, выражая негодование и пытаясь отпихнуть монолитную громаду стальных мышц, но Леон, точно вырвавшийся из заточения зверь, вцепился в свою законную добычу и, не переставая, истязал нежные сладковатые губы. Он запустил ладонь в пышные волосы и зафиксировал голову девушки, не оставив ни единой возможности от него ускользнуть. Резкая боль пронзила шею Фармаса, и он инстинктивно дернулся, освободив от навязчивых непрошенных ласк загнанную в угол Соланж. Прижав ладонь к горящему месту, Леон с трудом сфокусировал мутный взгляд на разъяренном лице девушки.
– Гнусный мерзавец! – припечатала она и влепила ему такой неожиданной силы оплеуху, что его голова мотнулась в сторону.
Леон будто оглох и ослеп на мгновение, а когда пришел в себя, перед ним уже никого не было, и только саднящая горечь осела тяжелым грузом на сердце.
8. Глава 8
Соланж распахнула потайную дверцу, ведущую в застекленную галерею, выскочила из бального зала и помчалась в свою комнату. Лицо пылало, губы саднило, а внутри полыхала неукротимая ненависть.
«Вот негодяй! Животное! – негодовала Сола. – Как только додумался меня тискать?! И почему я не взяла с собой кинжал? Беспечная дуреха».
Злые слезы выступили на глазах, и Соланж яростно утерлась тонким рукавом, не желая показывать слабость даже самой себе. Впереди мелькнула черная тень и скрылась за углом. Сола насторожилась, перешла на шаг и пристальнее всмотрелась в сгустившийся у поворота сумрак, но ничего не смогла рассмотреть. Шестигранные фонари, подвешенные на крюках вдоль стены галереи, ровно освещали проход, но угол перед коридором другой части дома тонул в слепой темноте.