Моисей. Ответ Каину - стр. 17
Этот процесс хорошо известен в глубинной психологии и в теории неврозов. События, которые оказали сильное воздействия на жизнь индивида, могут мгновенно – в зависимости от обстоятельств – ad hok[6] оставить чрезвычайно глубокий след в Я личности. Следы воспоминаний, которые мы, с позиции глубинной психологии, называем ad hok интроекцией, мгновенным включением в Я, практически невозможно выкорчевать из его Я, из кладовой его воспоминаний. Достаточно лишь незначительного раздражителя из внешней среды, чтобы снова и снова пробудились некие образы воспоминаний в «сгущенной, завуалированной, искаженной или смещенной» форме, способствующей их манифестации. В этом случае можно говорить о наличии у индивида «раннедетской травмирующей ситуации» или «травматического симптома». Личность, с так называемым «симптомом», сохраняет в себе травмирующие переживания в качестве ядра, оставаясь верной истории, пусть даже содержащееся в этом ядре реальное событие она сможет осознать в качестве раннедетского переживания лишь ценой огромных усилий или же в процессе психоанализа.
Ту роль, которую в жизни отдельного индивида играет то, что мы называем «симптомом» его раннедетских травматических переживаний, их «одеянием», в жизни народа могут сыграть его легенды о событиях из древнейших времен. Легенды анализируются в основном по З. Фрейду и в частности по К. Г. Юнгу.
«Легенда – это наиболее предпочитаемый способ фиксации текущей истории, но только до тех пор, пока родовая жизнь сильнее государственного порядка», – пишет М. Бубер и затем продолжает: «Лишь только последний окажется сильнее первой, вновь появившаяся хроникально-упорядоченно написанная история обычно оттесняет в тень некогда популярные народные формы» [55].
Проникновение к самой сердцевине сюжетной линии легенды является, на наш взгляд, такой же тяжелой задачей, как и усилия психоаналитика, направленные на то, чтобы пробраться к ядру раннедетских травматических переживаний, к конкретным событиям жизни данного пациента.
Переходя в ходе тысячелетней истории от поколения к поколению через различные добавления, совокупное содержание легенды видоизменяется, став таким, каким в рамках анализа находится до аналитического высвобождения содержание первичных, чаще всего вытесненных переживаний пациента, скрывающееся за камуфлирующим его симптомом. Таким образом, индивидуальные симптомы и детали народных легенд фиксируют в своей первооснове раннедетское, мгновенно запечатленное в памяти событие, оставившее, в результате сильного потрясения, глубокий след в характере народа. Это блицинтроекция. Тем не менее, в процессе психоанализа или критического разбора традиции, они могут вскрываться и разрешаться. Для того чтобы достичь первичного слоя событийного ядра, как при анализе отдельного индивида, так и при критическом разборе традиции, необходимо постепенно снимать с него слой за слоем.
Таким образом, личность своим симптомом может признаться о событии, шокировавшем ее (Т. Райк), а легенда может рассказать о том, что происходило с человеком, пришедшим когда-то в состояние сильнейшего эмоционального возбуждения.
На этом пути, как считает Бубер, есть надежда найти подлинно исторические параллели. По его мнению, содержание легенды, приближается по своему характеру к исторической реальности, подобно документу, протоколирующему все, что происходит в душе человека, пережившего описываемое событие. Бубер, даже в более поздних преданиях и присочинениях, видит влияние того первобытного инстинкта, который продолжает действовать и на более позднем этапе существования этого творения. «Тот облик Моисея, с которым он существовал многие годы, постепенно, и на вполне законном основании, сменился другим обликом – того Моисея, в которого он превратился за многие, многие годы <…> при этом мы не должны упускать из виду, – продолжает М. Бубер, – что сила, лежащая в основе создания легенды, является, по своей сути, идентичной силе, господствовавшей в истории, – силе Веры». В результате чего он приходит к выводу, «что библейские рассказы о раннем периоде Израиля являются рассказом о раннем периоде становления израильской Веры. Как всегда, в излагаемых событиях переплетается то, что было, с легендой, а содержащаяся в этих событиях история Веры аутентична последней во всех наиболее значимых своих чертах» [56].