Моисей. Ответ Каину - стр. 16

Другое толкование этой легенды предложил Э. Мейер, которое было принято Х. Гресманом и многими другими религиозными историками. В соответствии с его точкой зрения, в Кадесе евреи приняли веру в чужого Бога Яхве – Бога мадианитян или кенитов. Следовательно, в Кадесе действительно произошло установление религии через Моисея, то есть было дано Откровение от Яхве через Моисея, а также переданы таинства священничества через Моисея.

Фрейд это историко-религиозное событие трактует несколько по-другому. Он остается верным своей любимой идее, что Моисей был египтянином и принцем, а может быть, даже священнослужителем или высокопоставленным чиновником при дворе фараона. После свержения египетской религии Атона, то есть периода монотеизма и царствования Эхнатона, Моисей возглавил евреев, поселившихся в Гозене, и повел их из Египта на полуостров Синай вместе со своими египетскими сторонниками, оставшимися верными Атону, причем без всяких войн и погони. Здесь евреи, пришедшие из Египта, объединились с мадианитянами (арабами), или кенитами, поселившимися на Синае южнее Палестины. В долине источников, в Кадесе, был достигнут компромисс между двумя Богами, между религией Яхве (мадианитян) и религией Моисея (= монотеизмом Эхнатона). Но религия Яхве, по мнению Фрейда, была скорее генотеизмом, чем настоящим монотеизмом, а сам Яхве был кровожадным и жестоким местным богом, пока там победила религия египетского монотеизма Моисея. Однако религия Атона, установленная Эхнатоном, все-таки одержала окончательную победу, пусть и несколько столетий спустя, так как своим пребыванием в истине и справедливости («Маат»), она была одухотворением Бога на земле.

Таким образом, образ Бога у евреев – от Бога праотцов до Моисея – не представляет целостного образа, на основании которого можно было бы сделать соответствующие выводы относительно личности Моисея. А теперь давайте проведем исследование легенд о Моисее; возможно, из них вы узнаете о личности Моисея гораздо больше.

Могут ли в легендах храниться следы исторических событий? Это тот вопрос, на который светские историки в разные времена давали самые разные ответы.

В начале нашего столетия чуть ли не модой стало отсекать историческую действительность от «традиции», то есть от легенд. В свое время историков одолевали такие же сомнения и по вопросу: а существовал ли Христос? Мы уже упоминали классика этого строгого разделения – Э. Мейера. Он отрицает не только то, что Моисей когда-то жил и был исторической фигурой, но даже то, что был сам Исход, и, следовательно, что иудеи были в Египте, и что гора Синай играла важную роль в том, что происходило в иудейской религии.

Однако с годами историки стали более лояльными и веротерпимыми по отношению как к традиции, так и к содержанию легенд, а также в какой-то мере стали более строго оценивать и свою критичность по отношению к истории. В книге о Моисее М. Бубер приводит высказывание Е. Херцфельда, который утверждал, что «легенды и исторические летописи берут свое начало из одной и той же точки в происходящем». Легенды фиксируют в себе «не следы, подтверждающие „историческое событие“, а специфические переживания в умах людей» [53]. Предполагалось даже, что фундаментальные события в истории народа могут во внутренней сущности этого народа вызвать глубокие аффективные потрясения и переживания «удивления» (М. Бубер) или «объективного воодушевления» (И. Грим), оставаясь в душе народа, в ходе формирования национального характера, следами неизгладимых воспоминаний. По мнению Бубера, «историческое чудо» не является некой интерпретацией происходившего, его действительно видели. «И происходящая ныне взаимоувязка мимолетных событий истории в связное повествование легенды является свободной от какого-либо произвола – это образная память, царящая в ней органически» [54].