Мои сводные монстры - стр. 25

– Если я ее сбрею, ты снова скажешь, что я ничтожество, – улыбается он, гладит меня пальцем по щеке. – Она мой щит. А я тебя слишком люблю, чтобы меня не задевали твои слова.

– Я слишком люблю одно ничтожество, – говорю с трудом преодолевая слезный ком, парализующий горло, – чтобы меня не задевали его поступки. Прости за машину.

– Прости за все, – сползает ко мне на пол. – Иди ко мне.

– Отмотай время на пять лет назад, прошу тебя, – обвиваю его шею руками, позволяю простыне соскользнуть и прижимаюсь к нему. – Ты же все можешь…

– Только ты всегда так думала, – невесомые поцелуи ложатся на мои скулы, шею, ключицы, нежные руки поддерживают спину. – А оказалось, что без тебя я ни черта не могу.

– Все ты можешь, – шепчу ему в губы, трусь о них носом. – Я так много тебе врала. Ты не ничтожество. И я тебя не ненавижу.

– Спасибо, – Гордей целует мою грудь, обводит языком сосок, втягивает его, перекатывает во рту. – Давай останемся вместе? Хочешь, я пойду к психиатру, чтоб не пугать тебя?

– Мне нравится пугаться, – выдыхаю вместе со стонами. – Поклянись мне, что будешь только со мной. Ненавижу всех их.

– Клянусь, – чуть защипывает пальцами мои соски, потирает их нежно. – А ты поклянись, что ничему никогда не поверишь, если тебе скажут про меня. Что придешь ко мне.

– Я уже не знаю, чему верить, – я продолжаю водить пальцами по его телу, словно боясь, что вдруг снова останусь одна, без него. – Я хочу, чтобы не было твоей дурацкой бороды, всех этих гадких слов, и чтобы мы были прежние. Помоги мне. Спаси. Уйми мою боль. Верни все как было.

– Хочешь посмотреть, почему я теперь ношу бороду? – спрашивает, все целуя мои губы.

– Хочу, – киваю я. – Прошу тебя, пожалуйста, верни мне себя прежнего. Ты же клялся быть моим.

Он чуть отстраняется, приподнимает голову, оглаживает бороду по подбородку вверх, и волоски сразу распадаются на две половины, разделенные уродливым шрамом через все горло.

– Откуда это? – спрашиваю, впадая в истерику. – Ты не мог… Почему мне никто не рассказал?

– Они тебя увезли, зачем же они будут тебе это говорить? – усмехается он, притягивает меня ближе к себе. – Не отстраняйся только. Иди ко мне.

Я зажмуриваюсь, прижимаюсь к нему, стараюсь не сорваться. Все всё знали. И Рус знал. И тоже ничего не сказал.

– Когда это было? – во рту так сухо, что кончик языка цепляется за нёбо.

– Когда появился вихрастый паренек, – просто отвечает. – Не думай о плохом, лучше поцелуй меня. Так тебя люблю. Никого, кроме тебя, нет.

– Он был просто друг, – проговариваю беспомощно, все еще не в силах осознать, что его почти не стало. И не рядом со мной, а вообще. – Гордей, клянись, что не сделаешь так больше.

– Клянусь своей жизнью, – он целует меня, вталкивает свой язык мне в рот, раздвигает зубы. Скользит по моей спине широкими ладонями.

– Нет, – шепчу, когда он позволяет мне пару глотков кислорода. – Клянись моей жизнью, что ничего с собой не сделаешь, что бы ни было дальше.

– Хорошо, – сразу же углубляет поцелуй, прижимая меня все крепче. – Хочу тебя.

– Ты же будешь смотреть на меня? – я снова пробегаюсь пальцами по его твердому члену, и Гордей сотрясается всем телом.

– Я всегда хочу смотреть на тебя, – он шумно дышит, вздрагивает.

— Я тебя люблю, – хватаю его руку, целую кончики пальцев, прикусываю их. – И хочу…