Мои драгоценные дни - стр. 1
Предисловие автора
«Нет, не в тиши библиотек…»
Марина Цветаева
Однажды у меня дома остановился проездом гость. Его привели в Москву дела, которые требовали нескольких дней, после чего он должен был лететь на отдых. За ужином мы обычно подводили итоги прошедшего дня, и я занимала его разными – грустными и веселыми – историями о себе, о людях, с которыми меня сводила судьба и которым я этой судьбой обязана. Когда часы отбивали полночь, мы расходились на ночлег. Так продолжалось два или три вечера подряд, и за последним ужином гость сказал:
– А, может быть, вам сто́ит написать всё то, о чём и о ком вы мне рассказывали, кому посвящали стихи?
И я нырнула в эту прорубь. И она оказалась бездонной.
Воскрешая или окликая тех, кто мне неизменно дорог или только коротко сопутствовал, собирая по крупицам их голоса, жесты, восстанавливая их черты, я поняла, что Память – это самый емкий компьютер, который хранит в своих запасниках даже то, что было давно и напрочь забыто, стерто, потеряно.
И я спрашивала читателя: знал ли он кого-то из этих людей такими, какими знала и знаю их я? Знал ли те детали, пусть крошечные и на первый взгляд незначительные, но без которых они бы не ожили?
Занятие оказалось увлекательным. Восстанавливалось минувшее, нарастало гудящим валом настоящее – в том и другом свободно соединялось очень личное и вовсе – общезначимое, случайные эпизоды и важные события, забавные оговорки и горькие сострадания… Я становилась экраном, зеркалом, отражением множества разрозненных дней, стараясь остаться в них такой, какая есть.
Я могла бесстрашно смеяться над собой, улыбаться откровениям своих героев, за каждым из которых иногда выстраивались вторым и третьим рядами столь же достойные фигуры; меня начали подпускать к себе чужие тайны, мне открывались двери в мои детские слезы и взрослые ошибки, в запоздалое раскаяние, в мою и чужую любовь, в мою внутреннюю свободу.
В сегодняшнее умение помнить, прощать.
В мои драгоценные дни.
Татьяна Кузовлева
Упрямо повторяю: живы
Михаил Светлов
Крылья он забрал с собой…
1962
С Ольгой Берггольц. Она назвала «Гренаду» лучшим стихотворением в мире, а он посвятил ей стихотворение «Советствие старики»
В детстве старшая сестра дразнила меня «госпожой Мурашкиной» (чеховская героиня, страдавшая графоманией). В подаренном мне к десятилетию малоформатном «альбоме для стихов» было два «старых» любовных стихотворения: одно, написанное в семь лет, посвящалось отцу, возвратившемуся из командировки (очень страстное); второе (очень нежное) призывало мою в то время шестидесятилетнюю вторую маму – добрейшую Сонечку, Софью Николаевну Мантейфель, соседку, – «вместе с разбега нырять». Остальные – более поздние, сугубо патриотические – с пафосом прославляли строительство канала «Москва – Волга» и яростно клеймили американских империалистов, что очень веселило не только старшую сестру, но и моих родителей.
К счастью, госпожа Мурашкина благополучно усопла во мне к моему отрочеству. Надеюсь, что это так. Но когда сестра повзрослела и вышла замуж, она при встрече не забывала мне напоминать про эту особу. Даже после первых моих публикаций – в «Комсомолке» в 1960 году и в 1961-м в «Юности».
Первым произведением Светлова, написанным в детском возрасте, был роман «Ольга Мифузорина», героиня которого, по признанию взрослого автора, мучилась недолго – она умерла на третьей странице…