Размер шрифта
-
+

Могила Густава Эрикссона - стр. 20

В конце января я стал перечитывать «Братьев Карамазовых», и, поскольку никакой уверенности в завтрашнем дне не было, то представлял себя отставным штабс-капитаном Снегирёвым, то ставил на место Илюшечки своего Тимошку. Думаю, все те, кто знал меня несгибаемым и железным, хотя и слегка заржавелым от коньяка, сильно бы удивились, узнав, что я – плакса.

А ровно за месяц до окончания моего предпенсионного отпуска, 7-го февраля, случилась беда бедучая. Утром мне позвонила Танюшка из отдела кадров и, тысячу раз извиняясь, сообщила мне радостную весть. Оказалось, выслугу лет они мне посчитали правильно, но изменились правила подсчёта БОПовских коэффициентов и коэффициентов, которые шли у меня за командировку в Гудермес. Объяснять долго, но выслуга сдвинулась с 8-го января на 30-е апреля. Подумаешь, ерунда. Ну, выйдете из отпуска 7-го марта, ну, посидите полтора месяца у себя в кабинете, Вы у нас заслуженный старый руководитель, никто Вам и слова не скажет. Ах, право же, пустяки. Так за что же Вы его утюгом по голове? Как то, знаете ли, веера под рукой не случилось.

Я прикинул, что теперь мне от выхода из отпуска до дембеля на недельку меньше, чем от выхода из госпиталя до 8-го января. Да, опять по пятницам пойдут свидания и слёзы горькие моей родни. Если уж вечно сжатая пружина сломалась, о какой, к чёрту, стрессоустойчивости можно говорить. Жена была на работе, сын в школе. Котёнок мирно курлыкал в своей колыбельке и на моё «А мне-то каково?!» только пискнул и лизнул меня в нос своим шершавым язычком. Погода была морозная, но солнечная, и я решил пойти слегка пройтись. Недалеко от моего дома находится Преображенское кладбище. Я зашёл к Святому Николе, поставил свечку и помолился на тему «Если только можно, Авве Отче, чашу эту мимо пронеси». *7


Я люблю твой замысел упрямый

И играть согласен эту роль.

Но сейчас идёт другая драма,

И на этот раз меня уволь. *7


Потом сообразил, что поздняк метаться, и долго бродил по кладбищу, осматривая заснеженные старообрядческие могилы и присматривая местечко для себя. Не сказать, что домой я вернулся умиротворённым, но успокоиться мне удалось. Жизнь прожить – не поле перейти.

Я сел в своё любимое кресло, взял «Братьев Карамазовых» – я подходил к кульминации романа – и открыл бутылку «Старого Кенигсберга». С самого начала отпуска я к коньяку не прикладывался, но сегодня повод был. Но «Великого Инквизитора» мне дочитать не дали, раздался звонок в дверь. Чудно! Вроде на сегодня аудиенций не планировалось. Кого это чёрт принёс?

Чёрт принёс Сергея Ивановича. Он держал в руках два пакета, в одном угадывались фрукты, а в другом позвякивали две бутылки коньяка. Учитывая, что никогда в жизни он у меня дома не был, да и кто я такой, чтобы в мою скорбную обитель заруливал лично начальник полиции округа, цель его визита читалась русским по белому. Всё на этом свете объяснимо и прогнозируемо, нужно только уметь анализировать события. Впрочем, я ничуть не расстроился, даже наоборот – уж больно мне хотелось растворить мою бедучую беду в разговоре.

– Можно к тебе в гости?

– Не можно, Сергей Иванович, а нужно! Прошу.

Я прикинул, что Иваныч с его фигурой вряд ли развернётся на моей семиметровой кухне, и расставил фрукты, коньяк и стаканы на журнальном столике в большой комнате. Усадил начальника полиции в кресло, сел напротив и разлил коньяк по стаканам. По логике событий разговор должен был начинать он. А он молчал. Я отметил, что мне редко приходилось наблюдать его таким усталым: лицо было осунувшимся, под глазами – сине-зелёные пятна. Наконец, он сказал:

Страница 20