Размер шрифта
-
+

Многоликий странник - стр. 227

Взгляд его упал на окно, за узкой прорезью которого уже розовел рассвет.

– Скоро утро, – сказал он, направляясь к чулану. – Под утро сон самый крепкий. Поспи, наберись сил, а днем я снова загляну к тебе, и тогда мы попробуем договориться. А за то, что пришлось ударить, извини.

Оглядываясь через плечо на неподвижную горку под покрывалом, он подобрал с пола меч, сунул его обратно в ножны, проверил, на месте ли кинжал, и на всякий случай тщательно осмотрел спальню. Все вроде бы в порядке, ничего колющего или режущего как будто не осталось. Даже деревянный гребень, хранящий ощущение от прикосновений к ее волосам, он сунул за пазуху.

– Веревки еще никому не мешали спать, – заметил Локлан, проходя мимо кровати. – Подумай о том, сколько раз только за это утро я мог бы тебя убить и не сделал этого. Пока ты со мной, ты в безопасности.

Он вышел из покоев, плотно закрыл за собой дверь и два раза повернул в замочной скважине ключ. Прислушался. Дверь была толстой, и даже если бы девушка сейчас подняла крик, он вряд ли услышал бы что-нибудь, кроме приглушенного стона. Но Локлан не слышал ничего и счел это верным признаком того, что пленница успокоилась, а может быть, и заснула. Как бы то ни было, сейчас он готов позволить себе расслабиться и встретить рассвет пусть и не с самой светлой головой, но зато с приятным ощущением исполненного долга.

Девушка заговорила.

Рано или поздно он выспросит у нее все, что может помочь его народу победить презренных шеважа. И отец не пожалеет о том, что не отдал приказа казнить ее в каркере, во внутреннем дворе замка или на ристалище у его подножья в качестве мишени для арбалетчиков.

И еще он увидел ее такой, какая она есть. Сильная, мускулистая, с крепкими ногами, широкими плечами и хорошо развитой грудной клеткой, развитой во всех отношениях, при этом женственная и хрупкая, а порой, как сейчас, например, даже беззащитная. Как было бы замечательно, если бы когда-нибудь она перестала смотреть на него из под насупленных бровей с такой ненавистью и отвращением! Каким счастливым ощутил бы он себя, будь она не шеважа, а хотя бы просто чужеземка, вроде Вила, неизвестно откуда пришедшая и неизвестно куда и зачем стремящаяся! Или если бы в одночасье погибли все, кто знал о ее происхождении. Если бы он сам, один, нашел ее в Пограничье и привез в Вайла’тун, без сознания, притороченной к луке седла! Тогда ее не пришлось бы прятать в чулане от отца и собственных слуг, среди которых, кто знает, вполне могли найтись сумасшедшие фанатики того или иного культа, готовые выхватить из-под полы кинжал и сквитаться хотя бы и с пленным врагом за смерть близких и друзей.

Локлан вышел на витую лестницу и поднялся по ступеням до выхода на мост, ведущий на внутренние стены.

Мост был поднят.

Сидевший на карауле возле железной лебедки эльгяр дремал.

Локлан толкнул его в плечо.

Парень вскочил, ошарашено озираясь и лепеча извинения.

В другое время Локлан не пощадил бы его и немедленно отправил с надлежащим донесением к десятнику, который по-свойски наказал бы бедолагу да так, что тому не одну ночь пришлось бы спать стоя. Но сегодня с утра у Локлана было более чем благодушное настроение, и он, для порядка уточнив имя горе-сторожа – Боквар, – велел ему опустить мост.

Страница 227