Мистика странствий. Юго-восточные путешествия. Записи о сверхвозможностях человеческого сознания. Часть II - стр. 18
Пройдя еще километр вниз, мой гид спрашивает, сколько я ему дам денег за работу.
– Я уже дал тебе, – отвечаю.
– Этого мало, – говорит он, улыбаясь и извиваясь змеей, как Паниковский.
– У меня больше нет мелких денег, – поясняю.
– Я тебе внизу разменяю.
– Остальные деньги мне нужны, чтобы расплатиться с водителем.
Он успокаивается и идет дальше, но еще через километр снова начинает разговор о своем гонораре. Ну что с ним поделаешь!
– У тебя сто рупий, делай с ними что хочешь! – не выдерживаю.
В самом низу паломнической тропы он сворачивает во дворик каких-то низких покрытых соломой белокаменных строений. Я иду дальше, но почему-то оглядываюсь и встречаюсь глазами с полным бородатым молодым человеком. Обернутый белой туникой, он лежит на войлочной подстилке, брошенной на короткую травку дворика в позе отдыхающего римского патриция. Взгляд его и глубок, и властен. Легким жестом руки он подзывает меня к себе. Рядом с ним крутится мой гид. Другой йогин, так же завернутый в белое (одежда напоминает обыкновенную простыню), поодаль рубит тяжелым топором дерево. Он совсем молод, и судя по благоговению перед возлежащим, это его ученик.
Я подхожу к гуру, здороваюсь, он приглашает меня присесть рядом с ним. Говорю, что у меня очень мало времени, но йогин властным жестом усаживает меня рядом с собой.
– Очень хочется пить, – показываю на рот.
Гуру дает указание ученику. Мгновенно передо мной появляется стакан с водой и миска с солеными орешками и соломкой. Напившись, я пробую утолить вдруг прорезавшийся голод, но много съесть этого невозможно.
– Вы здесь живете только летом? – спрашиваю.
– Нет, круглый год.
Кошусь на его легкую одежду:
– И не холодно?
– Тепло вот здесь, – йогин тычет пальцем в свою голову.
– А что вы тут едите?
– Вот это и едим, – кивает на миску в моих руках.
– Только это?
– Только это.
У него хорошее произношение английского, возможно, он когда-то получил прекрасное образование. Я читал, что многие великие йогины заканчивали престижные европейские вузы.
– Мне надо идти.
Полулежащий йогин снисходительно смотрит на меня, останавливая жестом. Я читаю в его глазах мысль: «Все суета». Но йогин вдруг сам проявляет интерес к мирскому и, тыча толстым пальцем в мой фотоаппарат, просит его посмотреть. Он со знанием дела включает смотровое окошко с обратной стороны камеры и начинает прокручивать кадры, требуя к ним пояснений. Увидев групповое фото, он спрашивает, кто эти парни, кто эти девушки. И мне приходится долго и подробно рассказывать о большой группе россиян, путешествующих по святым местам в предгорьях Гималаев. Я отснял около четырехсот кадров, и если он их все будет просматривать, мне придется остаться здесь до утра.
Вежливо забираю у йогина фотоаппарат и тороплюсь уйти. Мой гид догоняет меня только минут через пять, когда в отдалении уже виднеется полицейский блокпост. Я, было, уже хотел снова спуститься к реке на тайную обходную тропу, но с появлением гида почему-то передумал, из ложного стыда, что ли? Нет, просто решил, что в обратную сторону полицейские меня пропустят. Да и гид мой слишком уверенно топал рядом.
Однако вышедшие из деревянного сарайчика трое полицейских прицепились ко мне не на шутку. Спросили кто такой, откуда и где мое разрешение на проход к Яномотри. Они мурыжили меня долго, и что бы я им ни говорил, не отпускали. Мой сопровождающий стоял рядом, не умея или не желая меня защитить. Он пару раз посмеялся с полицейскими, а потом замолчал. И тогда я решил использовать проверенный прием: запустить мыслеформу. Четко представил себя беспрепятственно уходящим, и одновременно вообразил полицейских, не двигающихся с места. И эти созданные образы полностью отпустил, с четкой уверенностью, что все так и будет. Затем, приведя себя в состояние полного смирения-безмыслия, сказал самому приставучему и, очевидно, старшему из троих полицейских, что я йогин, и тут же как бы растворился для них.