Миры Первой империи: Книга 30. Том 1 – Изгой - стр. 2
И я слушал, пока она в последний раз не захрипела и выгнувшись, окончательно не обвисла на кольях, пробивших её сморщенные ладони! Лишь затем я начал похоронный обряд кочевых эвенков. И согласно обычаям, я кое – как снял с кольев её сморщенное тело, полностью залитое кровью, завернул в остатки шкур от одной из яранг. Перевязал остатками веревок получившейся мягкий саркофаг и согнув одну из нетолстых берез, привязал его к её стволу.
Посмотрел в последний раз на него, вытер незваные слезы и резким жестом перерезал ножом веревку, удерживающего его в моих руках! С хрустом, гулким эхом пронесшегося по зимнему лесу, ствол березы выпрямился, неся на себе место упокоения великой матери Рода Кочевых Оленей!
– Покойся с миром, бабушка! Доброй охоты, Рытхеу! – прошептал я, глотая слезы и пошел готовить поминальный ужин из убитой накануне мной кабарги, на небе все затягивало сумрачными облаками.
Полчаса работы и вот уже потрескивает небольшой костерок, на котором жарится мясо! Пока оно готовилось над костром, я наломал тонких стволов молодых березок и закинув густыми ветками, накидал на них снег, формируя крышу временного укрытия. Я не совсем еще сошел с ума, начинать свою тропу в глухой полночи по заваленной снегом тайге…
К тому моменту, когда я подготовил место для ночлега, косулья тушка успела приготовиться на огне. Я вскипятил чай в своей, трофейной фляге, что как – то нашел в тайге, отставил остывать. Зажав кусок бересты, сформировал из него подобие кружки и заварил в нем чагу.
Конечно, приличный кус мяса – хорошо, но с чаем, еще лучше! Кроме того, я егоо разделил на два больших куска, один я возьму в дорогу, второй – заверн67у в остаток шкуры и уберу в мешок из сыромятной шкуры…
Закончив подготовку к трапезе, я уселся на свои скрещенные ноги в тарбасах, и стал есть, отрезая особо вкусные кусочки от тушки кабарги, запивая чаем из чаги…
Поминая при этом добрым словом бабушку Рытхеу – Доброй охоты, тебе, мать Рода! Пусть ты не будешь знать голода и зимы в стране вечной охоты! – и моё горло опять сдавливало спазмами горя…
И все равно, нет – нет, да меня прорывало на плач – именно она сама не дала мне уйти в туда ранее, в страну вечной охоты!
Самый прикол, то что она сказала мне, прежде чем уйти туда, было просто невероятно! Там – место не для эвенков, а только для русских! Т.е., для таких, как я? И что еще более невероятно, не для тех русских, что жили в факториях или даже в центре Российской империи, а именно для таких, как я…изгоя среди всех?
На дворе – самое начало 20 – го века, новый 1900 – й год?!
Ввиду тяжелой болезни, в моей детской памяти, почему – то не осталось никаких сведений…Кто я? Что я? Почему я?…Ни имени. Ни положения. Ни родни…Одно слово – таежный изгой!
Что у эвенков, что у русских!? Надо сказать, что нравы того времени были исключительно суровые. Русских людей, раскиданных на бескрайних просторах Сибири и Прибайкалья было очень мало. Сосредоточены они, в основном, либо в казачьих станицах, типа той же Верхнеудинской. Малых городков по сотни две – три…да факториях, скупавших пушнину у коренных малочисленных инородцев, как официально именовали эвенков, ненцев и иже с ними!?
Остальная часть населения, либо желтолицые и узкоглазые китайцы, занимавшиеся либо свободным приносом золотого песка, или опять же бандиты – хунхузы, опять же в основном китайского происхождения, да пожалуй еще каторжане? На колоссальной территории от Иртыша до побережья Тихого океана проживало от силы пара – тройка миллионов людей, различного вероисповедания, сословия и гражданства